Несравненная

Думая обо всем этом, ругаясь и досадуя, Естифеев ни разу не вспомнил о давнем деле, о банковском служащем Астрове, о судебном заседании и о том, сколько оно ему стоило. Он о таких делах, которых случилось на его долгом веку преизрядно, никогда не вспоминал. Ну, было и было, а после – сплыло…

Вернулся домой, наконец-то отобедал и собирался уже ехать в контору, чтобы заняться делами, когда в дверь осторожно и вкрадчиво постучали. Это был Анисим.

– Зачастил ты, однако, – выговорил Естифеев, – ложку до рта донести не успел – опять на пороге!

– Извиняй, Семен Александрович, не моя воля…

– А чья?

Анисим пожал плечами.

– Ну, говори. Чего пришел-то? – поторопил его Естифеев.

– Филипп Травкин объявился. Помните приказчика? Ну, тогда еще…

– Когда – тогда? – спросил Естифеев, хотя прекрасно помнил и приказчика и все, что с ним было связано. Он никогда не вспоминал прошлое, но помнить это прошлое – всегда помнил. Спросил же для того, чтобы проверить – не скажет ли Анисим чего лишнего?

Нет, не сказал. Переступил с ноги на ногу, голову потупил, как нерадивый и ленивый ученик:

– Давно еще…

– Ладно, говори. По делу говори.

– Как вы отъехамши, я к Алпатову решил заглянуть, он бинокль мне обещался продать, ловкая такая штука, на охоту ходить… Раньше предлагал, у меня денег не было, а теперь вот скопил, пошел… Захожу в дом к нему, а там Травкин сидит – как гость дорогой, за столом, чаи гоняет, а старуха алпатовская прислуживает ему, потчует, как родного… Увидел меня, улыбается, зубы скалит и улыбается. Спрашивает – как хозяин твой поживает? Хорошо, говорю, поживает. Он опять скалится – поклон, говорит, передавай ему от меня. А самого Алпатова дома не было, старуха так сказала. Я развернулся и пошел. Вот, все пока…

И снова вспомнился Естифееву недавний сон – вот тебе и квашеная капуста из гроба! Если дальше таким манером пойдет, из гробов покойники начнут вставать. Ну, уж нет!

– Бери коляску, ищи Алпатова. Где хочешь ищи, хоть из-под земли вырой! И сюда вези, я ждать буду.

Вышел следом за Анисимом на крыльцо, проследил, как коляска отъехала со двора, и отправился совершать обход своего большого хозяйства, надеясь, что обычные заботы помогут привести в порядок тревожные мысли.

8

Ярмарка перерыва не ведала, катилась широко и вольно, плавно двигаясь к своему закрытию, чтобы через недолгое время, уже в январе, на Николу-зимнего, снова радушно распахнуть свои объятия для всех, кто пожелает побывать в Иргите, посмотреть на людей и показать самих себя.

Погода, как по заказу, установилась ясная, не очень жаркая, и деревья, прямо на глазах, все гуще и ярче одевались в зелень еще не запыленной листвы. Скользили по небу, иногда заслоняя солнце, легкие, белесые облака; по земле проскакивали быстрые летучие тени, и день после них казался еще светлее и радостней.

На выезде из Иргита все чаще можно было увидеть груженные под самую завязку возы, которые тяжело и медленно выползали из города – с ярмарки. Все, что им нужно было, хозяева этих возов купили и теперь поспешали домой, где ждали неотложные дела. И то сказать – хватит, повеселились, на чудеса поглазели, и будет теперь о чем вспомнить.

Возвращался с ярмарки и Поликарп Андреевич Гуляев со всем своим семейством. Он ничего покупного на своих возах не вез, только остаток непроданных полушубков, шапок и рукавиц, в спешке и суете рассованных по узлам. Домой собирались – как на пожар бежали. Ни бус, ни лент, ни ботиночек, о которых так мечталось, гуляевским девушкам не досталось, и поэтому они грустили, и не слышалось их веселого чириканья.

Но Поликарп Андреевич этого обстоятельства даже не замечал, довольный хотя бы тем, что удалось выбраться целыми из страшной передряги, которая выпала так неожиданно. Не испытывал он сожаления, что не весь товар удалось продать, что остался без овчины и не из чего теперь будет шить полушубки – даже мысли такой в голову не приходило. Думал он сейчас лишь об одном – поскорей бы до дома добраться, да чтоб по дороге ничего худого не приключилось.

Бежать домой сломя голову Поликарп Андреевич не сам решил, подсказал ему Филипп Травкин, когда увиделись они, совсем неожиданно, на дороге в Иргит. Казачий обоз с пленными и ранеными дотянулся до того места, где бедовый Лиходей все еще тренькал на балалайке, и пошел дальше, потому что запасного колеса не нашлось и помощи никакой оказать не могли, только посоветовали коней выпрячь из коляски, но Лиходей отмахнулся – сам знаю, что мне делать. Филипп, дремавший на мягкой траве, мигом проснулся и сразу напросился, чтобы его взяли с собой. Устроился на той же самой телеге, на какой ехал Поликарп Андреевич, узнал его, спросил, по какой причине тот здесь оказался, и, услышав короткий рассказ, посоветовал:

– Ты, друг любезный, как до Алпатова доберешься, так сразу же грузи свои манатки и без оглядки дуй домой. Это я тебе по-дружески советую. Иначе еще в какую-нибудь историю угодишь. Там, у Алпатова, всякое теперь может случиться.