Несравненная Кая. Сборник

Украдкой брал Чочу для Каи и для себя еду у добрых людей. Делился с ними своим скудным скарбом и безродных пастух Бадма, весельчак и балагур. Имя его переводится, как «лотос». На самом деле, красивый, как нежный цветок, юноша и скромный. Но не заметен, потому что беден и человек без роду – без племени. Чужой ведь скот пасёт, своего не имеется. Но Чочу и сам таким был с молодости, потому и любил Бадму, как сына.

– Эта лепёшка на меня с неба упала, – говорил он, – когда я отару овец к Иркуту гнал.

– Как упала? – удивлялась Кая. – Прямо с неба?

– Очень просто, – отвечал Бадма. – Видно, плохо её прибили к небесной тверди гвоздями.

Смеялась его шуткам Кая. Кто бы видел в эти минуты Каю, не узнал бы её. «Не она, – сказал бы, – а просто похожая на неё обличием».

Девушки завидовали несравненной Кае. Многие парни в улусе в тайне любили её. Но больше всех, конечно же, чудак Бадма, но тщательно скрывал это. Старался вести себя так, чтобы красавица не подозревала о его чувствах и желаниях.

Год миновал – и пришла удача в дом Чочу. С богатыми охотничьими трофеями возвращалась внучка из тайги. Стрела, выпущенная Каей из лука, селезня налету догоняла. А вышивки, рукоделия её, лучшими в улусе считались. Настырной она была, упорной в достижении цели. Далеко не каждому такое дано. С достатком и конь у неё добрый появился. Наездницей стала, каких окрест и за сто вёрст не сыщешь.

Ещё краше расцвела несравненная Кая. К точильщику Чочу пошли люди – работы стало невпроворот. Красота Каи заставила их позабыть об угрозах и предостережениях Тулама о кровожадных злых духах.

Повеселел старик. Иной раз принесёт кто-нибудь из парней и без того острый палаш или нож, Чочу, всё одно, точит, виду не подаёт, чтобы человека не обидеть. Знает, что всё дело в Кае, в её красоте. Она-то теперь и притягивала к его дому и старого, и малого. Только улыбнётся иной раз карагас и скажет бывало:

– Больно уж часто тупится твой топор, друг. Видно, шибко стар я стал. Вот заново и перетачиваю.

– Хочу, чтобы он ещё острее был, – смущался юнец. – Но нет ничего острее взгляда и колкого языка несравненной Каи!

Не унимался и богач Тулам:

– Не может быть так, Чочу. Девушка совсем взрослая. Должна же она кому-то принадлежать.

– Разве человек – это вещь, – возражал точильщик, – которая принадлежит кому-то?

Однако старик задумался. Ведь и на самом деле время пришло. Пора уже Кае и замуж выходить. Чего ждать-то?

Внучке, когда та возвратилась с охоты с богатой добычей, Чочу сказал:

– Надо сделать выбор, Кая. Время твоё пришло.

– Хорошо, – ответила она, сбросив с плеч подстреленную косулю, – на ближайшие праздники всё и решится. Кто трижды стрелой из лука собьёт мою, то и станет моим избранником. Может, и полюблю такого богатыря.

– Это не под силу простому смертному, – тихо возразил карагас.– Но пусть будет так, как ты решила.

Всё же, чрезмерная гордость и уверенность Каи в себе не радовала Чочу. Ведь можно же быть проще. Никак у внучки не получается быть просто милой девушкой.

Наконец-то наступил великий летний бурятский праздник Сур-Харбан, где юноши всегда устраивали состязания по стрельбе, конным скачкам, борьбе… Много интересного происходит на таких праздниках. Уместно здесь, конечно, и соперничество в ловкости и силе женихов.

Народу забава. Несравненная Кая решила осчастливить самого достойного и людей потешить. Ведь и вправду нелёгкое дело – сшибить в полёте стрелой стрелу. Многие попытались. Но где там. Некоторые даже и пробовать не стали. «Мало разве хороших девушек, кроме неё, – успокаивали себя одни». «Жестокая Кая! Холодная скала! – в гневе кричали другие, переламывая лук об колено».

Тут и выехал на своей клячонке и Бадма. В истрёпанной одежде, со старым луком, доставшемуся ему в наследство от такого же нищего пастуха, как и он сам. Направила Кая в его сторону коня.

– Брат мой названный, – сказал она, друг мо Бадма, откажись от состязания! Нелёгкое это дело. Не хочу я видеть позора твоего.

– Я люблю тебя, Кая, – просто ответил Бадма, – поэтому позор мне не страшен. Теперь ты будешь знать об этом.

Сжалось сердце Каи. Теперь нашлось в нём место и для Бадмы, но только, как для брата. Пустила она на полном скаку стрелу в даль степную. Полетела вслед за ней стрела, пущенная Бадмой, но не догнала. На полдороге упала. Тяжело вздохнул молодой пастух.

Пустила Кая стрелу в высокое небо. Но пока прицеливался Бадма, вернулась стрела назад. Ловко девушка поймала её у самой земли. В третий раз в воды Иркута полетела стрела внучки Чочу. Но и на сей раз Бадма промахнулся. Только всплыл на поверхность реки огромный раненый таймень.

– Такова судьба моя, – смирился Бадма, – не суждено быть с тобой.

– Дорог ты мне, – гордо ответила Кая, – но не люб. Я всегда рада твоему приходу в наш дом.

– Долго я не приду. Ухожу с отарой в дальнюю степь.

Отвернулась от него Кая.

И уже было собрался один из родовых князей Онхон завершить состязание женихов и продолжить Сур-Харбан, как на площадь на гнедом коне выехал никому не известный юноша в прекрасном воинском снаряжении.