Пахло чистотой и свежестью, а еще к этим запахам примешивался аромат миры и воска, свечи чуть потрескивали и плакали, разогретые горячим пламенем. Высокий священник
проходил меж рядами деревянных скамей, сколоченных из толстых грубых досок,
потемневших от времени, любовно протирая их мягкой ветошью. Спина его сгорбилась, голова уныло повисла, а лицо приобрело землисто-серый оттенок – следствие
беспрестанных страданий и накопившейся усталости. В последние дни он всегда был
один. Один следил за порядком, один вел службу, один обращался к Всевышнему.
Не оставив ни пылинки на последней скамье, он повернулся к алтарю и страдальчески
упал на колени перед распятьем, склонив голову в смиренном поклоне, челом ощутив
холод каменных плит, которыми был устлан весь пол.
– Отче наш…
Вера не покидала его никогда, даже в самые трудные минуты жизни согревала его
изнутри, давала силы и дарила надежду на будущее. Все, что ниспослано свыше, есть
испытание духа и тела, только пройдя через тернии, человек способен переродиться, искупив первородный грех. Но сейчас он был на грани, ему катастрофически не доставало
уверенности, не хватало поддержки в эти решающие дни, когда смерть ходила рядом, касалась его своей холодной рукой. Ему еще неведомо было, как она выглядит, но ее
незримое присутствие всегда чувствовалось поблизости. Образ безносой старухи с косой
прочно засел у него в мозгу.
– Отче наш…
Он терял веру, ощущал, как она растворяется в бытии, уходит, словно песок сквозь
пальцы. Для него, служителя Господа, это было даже хуже, чем смерть. Умирало не тело, умирала его душа. Ведь всю сознательную жизнь с самого далекого детства он веровал, не
было ни дня, когда бы он позволил себе усомниться в правильности избранного пути. А
сейчас терял ту путеводную звезду, что светила ему маяком с самого рождения. Он остро
нуждался в поддержке, и не находил ее, а силы его были уже на исходе.
Осмелев в своей беспомощности, священник воздел глаза на распятье, ожидая ответа, и
долго смотрел в грустные глаза страдальца за весь род человеческий. Так в абсолютной
тишине они глядели друг на друга. Спаситель и его слуга.
Не дождавшись никакой реакции, он с трудом поднялся на ноги, оправив полы черной
сутаны, и медленно побрел к выходу из храма, несколько раз обернувшись к алтарю. Но
Спаситель по-прежнему хранил святое молчание, только глаза его, казалось, намокли и
преисполнились еще большей скорби.
Отворив тяжелые дубовые двери с широкими коваными петлями, священник выжидающе
вышел на порог, подставив лицо теплым лучам полуденного солнца. Сегодня ни свет, ни
тепло не дарили ему былой радости, не порождали на устах улыбку. Чуть сощурив глаза от
яркого солнца, он посмотрел по сторонам, надеясь увидеть хотя бы одного человека, одну
страждущую душу, и позволил себе разочарованно вздохнуть. Улица была пустынна, двери и окна домов заперты, только ветер гонял сор по булыжной мостовой.
Совсем недавно его приход не страдал от отсутствия прихожан, но как только в город
пришла болезнь, их поток иссяк в считанные дни. Поначалу, родственники заболевших
кинулись к своему духовному отцу кто за советом, а кто за исцелением, но, поняв, что ему
не по силам поставить больных на ноги, быстро разуверились и постепенно забыли дорогу
сюда. Страх сковал сердца и умы, посчитав свалившиеся на них беды проклятьем. Многие
предпочли совсем не выходить из дома.
Священник продолжал смотреть по сторонам, размышляя о последних неблагополучных
днях. Что он может противопоставить болезни? Свою веру? Но ее почти не осталось. Как
ни печально, он готов был расписаться в собственной беспомощности, руки его уже
опустились. Разве в таком состоянии способен он помочь своей пастве?
Он взглянул на небо, долго смотрел на яркий диск солнца, пока в глазах не поплыли круги, и, перекрестившись, вернулся в прохладу храма. В его сердце больше не было места
уверенности.
Пройдя между пустых скамей, святой отец вновь застыл перед распятьем, гордо подняв
голову. Он больше не просил и не умолял, не приклонял голову и не падал ниц. У него
внутри боролись две силы – ангел и демон. Они рвали в клочья его душу, нанося
незаживающие раны, доставляя неимоверные страдания, терзали его мысли, каждый
склоняя на свою сторону, но, не добиваясь успеха в делах своих, продолжали истязать.
Однако не могло быть никаких сомнений, что рано или поздно его душа все равно
достанется победителю.
С трудом сдерживая свои душевные страдания, он тяжело вздохнул и вытер тыльной
стороной ладони скатившуюся по щеке слезу. Сил не хватало даже на то, чтобы
разрыдаться.
– Прошу прощения, отче…
Голос вернул священника из мира грез в действительность бытия. Присутствие еще кого-
то кроме него в храме показалось в этот момент чем-то неестественным, сродни чуду. Он
недоверчиво взглянул на распятие и лишь затем обернулся. Плечи его немного
расправились, голова решительно поднялась вверх, дабы вселить в прихожанина веру в
счастливый исход.
На полпути от входа к алтарю в одеянии с широкими рукавами и капюшоном,
подпоясанный веревкой с тремя узлами, стоял монах-францисканец.