Нестор-летописец

– Послушай меня, мой муж и господин, и не гневайся, – сказала она взволнованно. – Чем бы ни стало для Антония изгнание, для тебя оно может обернуться большим злом.

Князя это заинтересовало.

– Каким таким злом и откуда ты сие взяла, жена моя?

– Выслушай меня, Изяслав, – очень серьезно проговорила Гертруда. – Не думай поступать так с Антонием. Когда-то давно, тому уже почти полвека, мой дед князь Болеслав вот так же воздвиг гонение на черноризцев в своей земле. Он сделал это в отмщение за обиду одной знатной полячки, которая некогда была его наложницей. Она возгорелась любовной страстью к своему рабу, пленнику из Руси, но тот хотел стать монахом и отвергал ее. Не добившись ничего своей красотой и ласками, она стала жестоко мучить его и все равно осталась ни с чем. Юношу тайно постриг в иноки проезжий черноризец. Узнав это, женщина пришла в ярость. Она велела оскопить юного чернеца, а затем обратилась с жалобой на монахов к Болеславу. Князь изгнал их из своей страны. Вскоре в польской земле начались языческие мятежи. Болеслав умер. На Польшу ополчились соседи, моя страна была растерзана.

– Я помню это время! – покивал Изяслав. – Мой отец великий князь Ярослав ходил на ляхов войной. Он отвоевал у них назад отнятые Болеславом Червенские земли и освободил множество русских полоняников. Среди них, может, был и тот терпеливец, о котором ты рассказала. Та полячка, ты говоришь, была весьма красива собой?

– Иначе мой дед не взял бы ее в наложницы, – пожала плечами Гертруда. – Ее убили во время тех мятежей. Тогда погибло много знатных людей и духовенства. Мой отец, занявший престол, был убит, моя мать, брат Казимир и я оказались в изгнании. Все эти беды обрушились на польскую землю после того, как князь Болеслав навлек на себя Божий гнев, поссорившись с Церковью и изгнав черноризцев. Теперь ты понимаешь, муж мой, почему меня так встревожили твои слова об изгнании Антония? Ведь ты и сам только что вернулся из изгнания… Я бы не желала повторения горьких судеб для нас и наших детей.

– Да, да, надо будет спросить в Феодосьевом монастыре про того стойкого монашка, – молвил Изяслав, занятый своими мыслями. – Быть может, там знают о нем. Подумать только – даже под пыткой не лечь на ложе к княжьей любовнице. Она соблазняла его? Обнажалась перед ним? Целовала? Я не могу этого представить! Вернее, я могу представить себе ее… мм… Но не его!.. А?!

Изяслав удивленно посмотрел на руку. На ней остались кровоточащие, быстро вспухающие следы от ногтей княгини.

– Что это, Гертруда?!

– О, муж мой, – княгиня скромно опустила глаза долу, – я так заслушалась тебя, что невольно вообразила себя на месте той женщины. Ведь, не получив желаемого, она велела истязать юношу палками и железом. Прости меня, мой господин, и дай мне свои раны, я залечу их!

Она достала из нарядного зарукавья, унизанного жемчугом, утиральник тонкой материи с затейливо вышитой в византийской манере буквицей «Г». Подула на ранки и заботливо перевязала кисть мужа.

– Гертруда, ты сделала это намеренно!

Изяслав не мог прийти в себя от изумления.

– Да, муж мой, – кротко согласилась княгиня.

– Ты приревновала меня к этой воображаемой полячке.

– Да, господин мой.

– Я был не прав, Гертруда, – присмирев, сказал князь.

– Да.

– Я был подобен блудливому коту, – еще тише молвил Изяслав.

– Да… – легким вздохом слетело с уст княгини.

Изяслав наклонился и поцеловал ее губы, все еще полные, не утратившие   свежести, несмотря на то что княгиня была матерью троих взрослых сыновей и двух дочерей. Когда-то князь гордился женой – ведь ее прабабка была племянницей византийского императора! И в лице княгини были ясно видны знаки ромейского происхождения – черные изогнутые брови, большие темные глаза, изысканный нос горбиком. Когда женой младшего Всеволода стала византийская принцесса Мария, эта гордость поблекла…

Князь взял жену под руку и повел дальше по гульбищу.

– Так что ты говорила об Антонии?

– Тебе нужно примириться с ним, – твердо сказала Гертруда.

– Хорошо, жена моя, я не буду злиться на него. Но Антоний должен пообещать мне…

– Ты залезешь к нему в пещеру, чтобы он обещал тебе?

Изяслав подумал.

– Ты права, княгиня. Я не стану тревожить его.

В этот день, впервые за много месяцев, у князя было легко и светло на душе. Вечером на пиру он отплясывал с боярынями под задорное скрипенье гудков и трели сопелок. Дружинники посмеивались в бороды и зорко следили за тем, чтоб жены не дозволяли себе лишнего. Кто выпил мало, тот не отставал от князя. Кто много – соблюдал чинность за столом, стараясь не упасть лицом перед княгиней.

Гертруда с теплой улыбкой смотрела на мужа. Уж она-то знала: он никому не помнил зла дольше, чем один солнечный круг, хотя и слыл среди подданных злосердечным. Никакие скитанья в чужой земле, без своего угла и своего добра, никакие наветы и неправды не отнимут у него душевной простоты. Изяслав бесхитростен, как простой узелок.