Нестор-летописец

– Теперь мы от себя скажем, – встрепенулся волхв, прежде влачивший толстое брюхо, но потощавший от испытаний. Оба кудесника сидели на земле – отмороженные  в ледяной воде ноги держали худо. – Если отпустишь нас, много добра тебе будет в жизни. Боги не поскупятся, и от нас дары примешь. Если же погубишь нас, не миновать тебе зла от людей и от богов. Для чего тебе наша смерть?

– Ваши боги ничего ни дать мне не могут, ни взять, – молвил боярин. – Смерть свою вы сами на себя навлекли душегубством и разбоем. Если отпущу вас, еще больше людей сгубите. Я же и виновен буду в этом перед Господом. А если исполню свой долг, то будет мне благо.

– Пришлой верой прикрываешь свою злобу, боярин! – проскрежетал желчный волхв.

– Вот тебе! – Янь Вышатич сунул ему в нос дулю. – Поступлю с вами не по моей вере, а по вашей. Эй, Лешко! – позвал он десятника. – Пусти клич, пускай смерды соберутся.

– Да чего их собирать, вон они рты разевают.

Десятка два гребцов стеклись послушать, как воевода срамит волхвов.

– Всех собери! – велел боярин.

– Все-ех? – с сомнением потянул Лешко и порысил исполнять приказ.

Гребцы с полутора десятков лодий, побросав дела, устремились на зов воеводы. Предстояло нечто необычное, и это подогревало их интерес.

Окруженный толпой смердов, Янь Вышатич показал на волхвов:

– У кого из вас они умертвили родню?

Смерды, набранные из белозерских и шекснинских погостов, вволю насмотрелись зимой на ворожбу с резней. Десятки голосов слились в общий гул.

– У меня сестру убили!

– Мать-старуху не пожалели!

– Старшую дочь от них не уберег. Как овцу прирезали.

Воевода поднял руку и перекричал всех:

– Мстите за своих!

Толпа отозвалась радостным кличем. Янь Вышатич, продираясь сквозь напиравших смердов, не оглядывался. Сзади кипела возня, воеводе блазнилось утробное звериное урчанье и чавканье.

То, что осталось от волхвов, смерды сволокли к лесу и подвесили на дубе, между небом и землей. Навечно привязанные к дереву, они не смогут уйти в подземный мир и стать вредными духами. Не сумеют и подняться в поднебесные пределы.

Следующим утром повоз отплыл к Ярославлю. С лодий смотрели на берег: как только люди ушли, к дубу с мертвецами подобрался медведь. Зверь с ворчаньем залез на дерево и стал обгрызать привязанные тела.

10.

Месяц травень будто играл с людьми. То обдаст ледяным холодом, повеет студеными ветрами, посыплет снежной крупой. То подобреет и станет ластиться теплом жаркого солнышка, душистыми запахами зелени, светло искрящейся рябью реки. В северных краях нельзя верить этому месяцу, непременно обольстит и обманет.

Повоз ушел далеко вперед. На мысу между Клязьмой и Окой пятый день стоит малая дружина – десяток кметей с одной лодьей. Отроки скучают, воевода все чаще поднимается на высокий уступ над рекой и смотрит на полночь, откуда течет медлительная Клязьма. Ничего не дождавшись, уходит в свой шатер. Там велит холопу растирать смрадной мазью немеющие по ночам ноги.

Больше ждать нельзя, наутро готовят отплытие. В последний раз забравшись на уступ, воевода заметил в прибрежной поросли конного. Вершник торопил коня, посылая напрямик сквозь густые кусты молодой лещины. Губы боярина тронула улыбка. Душило окольных путей не знает.

Спустившись с горки, Янь Вышатич первым приветствовал храбра.

– Ты обменял лодку на коня? Вижу, что не продешевил.

Воевода охлопал коня с широкой грудью и тонкими быстрыми ногами.

– Я понял, чего не хватало моему заду все это время, – бесхитростно ответил Душило. – К тому же я подумал: на чем я буду добираться до Чернигова, если ты, боярин, уплывешь без меня? На лодке стало тесновато.

Воевода дал ему ответить на оживленные возгласы кметей, затем попытался увести храбра в шатер.

– Погоди, боярин. Там у меня обоз идет. Я их опередил малость, боялся, что не дождешься меня.

Душило направился к самой воде, приложил ладонь к челу и обозрел дальнюю гладь реки.

– Не видать.

Воевода шел за ним по пятам.

– Кто там у тебя? Отчего стало тесно?

– Приплывут – увидишь. Зря ты тревожился, боярин. – Душило сел на землю, стащил с ног сапоги и принялся скатывать обмотки. – В Ростове епископом все и кончилось. В Суздале хлеб есть, смерды сидят тихо. О ярославских волхвах там слыхали, это точно. Но больше говорили о каких-то других волхвах и плевались. Хорошо плевались, обильно. Не было времени выяснять, а то бы я послушал, чего там натворили эти поганые.

Он бросил наземь рубаху, порты и зашел в воду.

– То же самое, – ответил воевода. – Князь Ярослав казнил их тогда… Так ты не нашел ни разбоя, ни крамолы? Это хорошо.

– Кое-что другое нашел.

Душило плескался и фыркал, потом уплыл так далеко, что воевода потерял терпение и вернулся в стан.

Лодка пришла лишь к полудню. Гребцы извлекли из нее двух связанных пленников. У одного был заплывший глаз, у другого в зубах –  деревянный обрубок.

– Не могу слушать, как он врет, – объяснил Душило.

– Кто они? – недоумевал боярин.