– Чада! – обратился к грекам Антоний на их языке. – Мы никогда прежде не бывали в Царьграде и не видели вас.
Толмач бесстрастно перевел его слова на русскую молвь. Греки возмущенно заговорили все разом.
– Из ваших рук мы золото взяли!
– И на корабль вас проводили.
– Свидетелей тому есть немало!
Антоний подозвал молодого чернеца, поднялся с его помощью.
– А какова должна быть величина церкви, об этом вы спрашивали царицу?
– Спрашивали. В ответ было сказано: мера находится у вас – некий пояс, отданный вам прежде.
Антоний подошел к грекам и показал на завернутую в белое полотно икону, которую прижимал к себе локтем один из них.
– Дайте-ка посмотреть.
Икону распеленали. Антоний, опершись на чернеца, опустился перед ней на колени.
– Не эта ли Царица говорила с вами? – спросил он строителей.
Греки, опешив, уставились на образ. Монахи тоже потянулись к иконе, тесно сгрудились.
– Как же мы так обознались? – бледнея, пролепетали греки и один за другим попадали на колени. Тот, что держал образ, силился заглянуть на него сверху.
Толмач перевел их восклицание еще более жалким голосом.
– Вот теперь поверю, что они самые искусные в греках мастера, – громко возгласил доместик Стефан.
– С этого дня буду просить Господа, чтобы указал нам место для церкви, – объявил Антоний, облобызав икону. Чернец поднял его с земли. – А вам, – сказал старец строителям, – велика награда будет, когда поставите церковь и сами же упокоитесь в ней.
У одного из мастеров бледность стала мертвецкой.
– А нам только про вашу смерть было сказано, старче.
– Все там будем, – перекрестился чернец Григорий, стоявший у него за спиной.
Антоний отправился в пещеру и три дня после этого не показывался. Греков игумен Феодосий хотел разместить на богадельном дворе, но они воспротивились. Сказали, что, пока место не определено, им тут делать нечего, и укатили со всей поклажей в Киев. Напоследок с сомнением спросили про Антония:
– Как он будет изыскивать место для Божьего храма, сидючи под землей?
– А ему оттуда виднее, чем нам отсюда, – ответил Феодосий.
На третий день к ночи от Антония пришла весть: поутру на заре всей братии нужно пойти на холм и посмотреть, где будет сухо, а где росисто. Ничего не уразумев из этого наказа, чернецы вышли из келий до рассвета и разбрелись по леску. Тут кое-кто опять вздремнул, улегшись в траве, прочие же исправно ждали зари и перекликались. Едва зарозовел восход, монахи стали искать росу. К удивлению их, трава всюду была сухой, будто в знойный полдень. Только с верхушки холма донеслись призывные крики. Та самая поляна с терновником, где отдыхало серебряное облако, оказалась сплошь усеяна крупными бусинами росы, сверкавшими как россыпь адамантов. Собирая изумительные капли ладонями, чернецы пили росу и умывались. Монастырская молодь плескала друг в дружку и по-щенячьи каталась во влажной траве.
Игумен Феодосий встал с краю поляны лицом к восходу. Сквозь проплешины в лесной поросли виднелась речная ширь. Днепр казался неподвижным, будто притаившимся. Ни искринки, ни рябинки, ни всплеска на глади – одна голая силища, не пересилить которую ни человеку, ни зверю, ни самой земле. Монастыря совсем не было видно, но уже недолго ему осталось укрываться под холмом. Скоро он взойдет сюда и с этой высоты будет взирать на столетия, плывущие по реке из начала в конец времен.
…Чудеса в решете не утаишь. О том, что сама Пречистая прислала в Феодосьев монастырь церковных строителей, а чернецы что ни день зрят новое диво, узнали в Киеве и даже в Чернигове. Князь Всеволод с ближними боярами спешно сел в лодью и закинул причальные канаты прямо против обители. Из стольного града пожаловал Святослав, прихватив с собой юрьевского епископа Михаила, случившегося под рукой, – этот год Русь жила без митрополита. Из Переяславля рекой привезли на ложе князя Мономаха – во время ловов его подрал вепрь, распорол бок и бедро.
Старец Антоний в этот раз сам вышел из пещеры. Его усадили в тележку и вкатили на верх холма. Тут же собрались все прочие. Чернецы и монастырские работники снарядились лопатами, заступами, топорами. Полста конных и пеших княжих мужей недоуменно рассматривали заросли терновника, не понимая, для чего их позвали. Епископ пожимал плечами. Князь Святослав улыбался и в нетерпении поглядывал на Феодосия.
С появлением Антония начали служить молебен. Слезли с коней, поснимали шапки, усердно клали на груди крест. Шептались:
– Князь Святослав так и горит. Того и гляди схватит топор и пойдет рубить деревья.
– Что ж чернецы заранее место не расчистили? Ленивы аль недогадливы? Епископ вон ризу подбирает, боится в траве запутаться.
Среди чернецов шепотки ходили другие:
– И чего понаехали? На что тут смотреть?
– Игумен с утра к Антонию посылал спрашивать: что, мол, делать с пожаловавшими светлыми князьями и боярами? Несолоно хлебавши назад развернуть? Чудес ведь хотят, а от Бога чудеса требовать – что солнце рукой гладить. Но Антоний не велел выпроваживать.
– Неспроста он хлеба пятый день не ест. Подвигом благодать вымаливает.