Нестор-летописец

– Из-за родичей – это Гавши, что ли? – хохотнул Душило. – Ну так это он сильно приврал, твой Коснячич.

– Я тоже кричал за Всеслава, – глухо признался Захарья.

Душило удивился.

– А ты-то с какого похмелья?

– Сам не знаю. От тоски, верно.

– А-а, бывает, – согласился храбр. – От тоски и я б мог чего ни то учудить. Душа у меня широкая. Потому и прозываюсь так – Душило. – Он по-доброму глянул на Несду. – Ну что, отрок, пойдешь со мной?

– Куда?

Несда немножко струхнул от непонятного предложения.

– Как куда, в Новгород!

– Душило поведет мой обоз, – пояснил Захарья. – Ты пойдешь с ним, на подмогу.

Несда попытался отвертеться.

– Я не умею торговать, отец!

– Учись! – Захарья пристукнул кулаком по столу.

– А как же училище? – упавшим голосом спросил отрок.

– Больше туда не пойдешь. Писать, считать умеешь, и довольно с тебя. Пускай Коснячье отродье над кем другим измывается.

У Несды из глаз закапали слезы. Он закрылся рукавом и кинулся прочь. Взбежал по лестнице, упал на постель в изложне, лицом в подушку, и отчаянно зарыдал.

Вместе с училищем из его жизни ушли бы и книги. А с книгами он лишался всего – хлеба насущного для души, отрады ума и веселья сердца. Не быть ему истиной обвитым и смыслом венчанным, как князю Владимиру. Не обрести благодать перед Господом, занимаясь ненавистной торговлей.

Несда перестал рыдать и сел на ложе. Бежать из родительского дома! Вот единственный выход. Только куда? В киевских монастырях отец быстро его разыщет. Обители есть и в других городах Руси, но во многих ли заведены книжни? В Ростов к епископу Леонтию? В языческом краю нет ни единого монастыря, и сколько книг наберется у самого владыки, кроме богослужебных и Псалтыри? Да и в Ростов попасть – дело великое. Несда вспомнил горячечные слова княжича Мономаха, обещавшего построить в Ростовской земле стольный город, где будет, конечно же, и книжное учение. Но когда это сбудется? До тех пор ждать – жизнь пройдет без толку.

Прибиться к паломникам и пойти в Святую Землю! Через несколько лет, по возвращении, никто здесь его не узнает. Может, и оплачут, как мертвого. Но возьмут ли паломники обузу – двенадцатилетнего отрока, годного лишь на то, чтоб читать книги и молиться? В пути надо и пищу варить, и одежду чинить, и многое другое уметь. Все это могут делать холопы, вот и выходит, что паломникам выгоднее взять раба, чем отрока, хотя бы и знающего по-гречески.

Несда задумался так крепко, что не слышал, как в изложню вошел кормилец. Лишь когда дядька Изот испустил третий тяжкий вздох, он очнулся.

– Ты чего, дядька?

– Ты уж меня прости, – опять вздохнул кормилец, – хозяин нас с тобой разлучает. В Новгород с тобой идти не велит.

– Дядька, – Несда чуть снова не прослезился, – да ведь я уже взрослый. А ты с Даркой оставайся, может, и сладится у тебя с ней. Она добрая.

– Эх, дите ты, дите, – повторил свою любимую присказку дядька и тоже напустил сырости на глаза.

Несда кинулся ему на шею.

В конце концов, в Новгороде тоже неплохо побывать. Там стоит своя Святая София, и при ней непременно есть книжня, а в книжне, как положено, – ученые книжники. А еще, говорят, в реке Волхове водится злой зверь коркодил, на которого любопытно поглядеть, хоть одним глазком. С таким храбром, как Душило, будет не страшно.

«Вернусь из Новгорода – там решу, что дальше делать», – подумал он.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

КНЯЖИЙ ГНЕВ

 

1.

Осеннее бабье тепло запоздало, но было не в пример ласковее минувшего гнилого лета. В устье Почайны судов не счесть – варяжские толстобрюхие кнорры и пронырливые шнеки, славянские большие лодьи, легкие скедии и однодеревки со всех концов Руси, а больше всего смоленских. От парусов самых разных расцветок и узоров пестрит в глазах. Издали, с Боричева взвоза, кажется, что кораблям тесно: беспорядочно толкутся, брякают друг о дружку бортами и веслами, вот-вот который-нибудь пойдет ко дну. При взгляде с пристаней все выглядит иначе. Кормчие сноровисто лавируют, ворочая рулевыми веслами, находят удобные пути для судов. Каждый знает свое место и, как лебедь в стае, никогда не перепутает, не налетит на другого, не заденет крылом. Стройный порядок царит на пристанях. Одни подходят и разгружаются, другие берут на борт товар и уплывают, третьи стоят подолгу, никому не мешая.