Нестор-летописец

Чем далее на полночь, тем чаще хмурилось небо, пестрее одевались берега и темнее делалась речная вода. Паруса лодий рвало ветром, и уже не снимали кожаные навесы, оберегавшие товар и людей от холодного дождя. Однажды, на границе Смоленской земли, после стоянки у Рогачевского погоста, обоз догнала скедия с медведем на парусе. Зверь вздымался на двух лапах и скалил пасть. За скедией поспешала торговая лодья – видно было, что порожняя.

– Полочане! – с презрением сказал Кирша и отвернулся, засвистев.

Днепр – срединная река Руси, хребет ее земель, торная дорога, которой ходили все – куда и откуда угодно. По притокам Днепра и через волоки попадали в любую другую реку, в любое княжество, в любую сторону света.

Несда отворачиваться не стал, хоть и у него была обида на полоцких. На носу обгонявшей лодьи стоял муж, которого он узнал: один из тех, препиравшихся в Десятинной церкви с попом Никифором. Только тогда он был дружинник, а теперь будто бы купец, и правую руку держит на груди в перевязи.

– Почему Полоцк враждует с Новгородом? – спросил Несда.

– Князь Всеслав считает нашу землю своей, – со злым надрывом сказал Кирша. – Когда-то было одно племя – кривичи. Теперь часть кривичей живет в Полоцком княжестве, другая в Новгороде, а третья в Смоленске. Но в нашей земле живут не только кривичи. Еще словене, меря и чудь. И колбяги. Варяги тоже давно обжились, особо в Ладоге. Всеславу неймется оттого, что Новгород – первый в торговле с варяжскими странами. Он хочет, чтобы торговля шла не через Волхов, а через Двину. Но у него не получится. – Кирша сжал кулаки. –  Новгород – всей русской торговле голова!

– А я думал – Киев, – простодушно молвил Несда.

– Еще что! Ты вот давеча говорил, будто Киев по княжеству старше. У нас другое бают.

– Как это? – изумился Несда. Он-то думал – киевское первенство никто не оспорит. А тут на тебе – иное бают. Да как такое может быть? Разве ход земных событий и человеческих деяний, где бы они ни совершались, – по-гречески это зовется историей, – не един для всех?

– Ну вот слушай. У вас в Киеве песельники поют про Кия и от себя выдумывают много разного. А у нас в харатьях точно записано – первым князем на Руси был Рюрик, которого позвали княжить в Новгород. Когда он умер, его родич Олег пошел вниз по рекам и дошел до места, где ныне Киев. Тогда это было селение, вроде погоста. А еще раньше туда пришли два боярина Рюрика и назвались князьями. Олег их убил и сам стал править. Так Новгород остался без князя. Олег своим уходом нарушил ряд, который заключил с новгородцами, и с тех пор у нас не любят князей.

Все это Кирша выпалил на одном дыхании, словно читал по писаному. У Несды взвихрилось в голове от острого желания возразить.

– Рюрика в Ростове помнят, – сказал он. – И в Киеве о нем знают. Но Рюрик был варяжский князь, а Кий – из племени полян. Киев уже тогда был стольным градом, а не каким-то погостом. Потому и ушел Олег из Новгорода, что Киев старше и обильнее.

– Да он и не слыхал даже про такой град! – запальчиво ответил Кирша. – А что Рюрик варяг – так мой дед сказывал иное. Ему говорил его дед, а тому деду – собственный дед, который был песельником в дружине Олега. Он-то уж точно знал, что Рюрик не варяг, а колбяг из Ладоги.

– Князь – из торговой дружины? – Несда не поверил.

– Ну и что? – горячо спорил Кирша. – У ромеев стол василевсов простые кмети силой берут. Или тиуны дворовые. Или эти… у которых ятра отрезаны. Это разве лучше?

– Не лучше.

– То-то же. А на торговле вся Русь стоит.

– Нет.

– Что – нет?

– Не на одной торговле.

– Ну… – Кирша потер нос, на который упала большая капля дождя. – Если Русь пошла от колбягов…

– Да что ты заладил – колбяги, колбяги, – перебил его Несда. – Как она могла от них пойти?

– Ну так и пошла, – спокойно ответил Кирша. –  Колбяги еще при Рюрике себя русью звали. И сейчас никого другого русью не признают.

Несда замолчал, глядя в мутную осеннюю воду. Уж лучше пускай Рюрик остается варягом, думалось ему.

– Не хочешь больше разговаривать? – спросил Кирша.

– Нет. То есть хочу. Откуда ты знаешь  про харатьи?

– Другой мой дед был книжным писцом у посадника Остромира, который отец воеводы Вышаты.

– Правда? – восхитился Несда, попав на любимую тему. – А много ли в Новгороде училищ?

– Хватает. У нас только холопы грамоте не умеют, – похвастал Кирша. – А в Киеве, говорят, полно невегласов, не знающих ни аза. Потому и князь у вас имеет столько власти.

– Для чего же простонародью знать грамоту, коли оно в язычестве живет и в Христа не верует? – возразил Несда.

– Глупости какие. Грамота каждому нужна, чтобы всяк себе головой был. Князь Ярослав для того и завел в Новгороде училища.

– В Киеве их еще раньше устроил князь Владимир. Грамота нужна, чтобы разуметь Писание и иные боговдохновенные книги, –  противоречил ему Несда. – Глава же всему – Господь.

– Ты купецкий сын или поповский? – воскликнул Кирша, сдвинув белесые брови.

– А твой дед какие книги переписывал? – не уступал Несда, тоже на повышенных.

– Эй, петелы, ну-ка живо помирились.

Вставший позади Нажир взял обоих за шеи, добродушно посмеиваясь.