Нестор-летописец

В ворота монастыря они вошли, когда чернецы расходились после унылой заутрени Страстной седмицы. Захарья слез с коня и, взяв младенца, направился прямо к церкви. Там нашел игумена Феодосия, беседующего с иноком. Настоятель благословил монашка и отпустил.

– Что с чадом? – спросил Феодосий, подойдя.

– Помирает, – прохрипел Захарья. – Исцели сына, отче!

– В жизни и смерти воля Бога, – смиренно произнес игумен. – Мы можем только молить Его. Пойдем.

Он повел Захарью к монашеским кельям, осторожно ступая, чтобы не потерять лапти в начавшей таять на солнце земле.

Несда, стоявший у телеги, увидел их и, поколеблясь, зашагал следом. Он остановился поодаль от кельи, куда вошли игумен и отец. Опереться или сесть было не на что, он стоял прямо, словно стражник в дозоре.

В келье монаха-целителя Демьяна втроем было слишком тесно. Феодосий попросил чернеца молиться о дитяте и сразу ушел. Приметив отрока, игумен приблизился к нему.

– Как зовут тебя? – спросил он с улыбкой.

– Несда, – сильно оробел тот. Лицо игумена светилось, будто солнечный круг, прикрытый прозрачным облачком.

– Несда? – Феодосий положил руку ему на голову. Внимательные глаза настоятеля проникали в самую душу. – Отчего же у тебя на лбу стоит другое имя?

– Не знаю, – пролепетал Несда, испугавшись, что блаженный старец ему не поверил.

– Как это так? – словно шутя, спросил игумен. – Должен знать!

Он благословил отрока и отправился дальше по своим делам. Несда зачарованно смотрел ему вслед. Потом опомнился и стал молиться об исцелении брата. Но внимание снова отвлеклось. Неподалеку вокруг келейного сруба размеренно шагал монах. Сделав полный оборот, останавливался перед дверью, будто отдыхал, и вскоре вновь пускался в путь. Несда наблюдал за ним в продолжение трех кругов. Поведение чернеца казалось смешным, однако смеяться совсем не хотелось. Перед глазами все еще стояло совершенно синее лицо младенца.

– Господи, – шептал он, – возьми лучше меня, а его оставь…

– А-а, вот кто здесь так громко кричит! – услышал он вдруг. – А я-то, грешный, думал – какой это богомолец к нам забрел?

– Я не кричал, – сказал Несда подошедшему чернецу.

Монах был очень старый, совсем облысевший. Несколько волосинок еще колыхались на макушке, но главную растительность на голове представляла длинная белая борода. Морщин у монаха было так много, что нескольким не хватило места на лице и они  забрались на плешь. При ходьбе он опирался на толстую суковатую дубину.

– Твои помыслы кричали, – молвил чернец. – И очень громко. Совсем меня оглушили!

– А ты, дедушка, умеешь слышать помыслы? – удивился Несда.

– Умею. Могу даже сказать, какие из них сбудутся, а какие нет.

В светлых, водянистых глазах старца была хитрая искорка, будто он веселился.

– А ты не обманываешь, дедушка? – усомнился Несда.

– На что мне тебя обманывать? Я старый, ты малый – какая промеж нас выгода для обмана?

Несда пожал плечами.

– А мои помыслы сбудутся? – решил он проверить монаха. – Будет ли жив мой брат?

– Сбудутся, – заверил старец. – Уже, почитай, сбылись.

– А…

Несда открыл рот и замолк. Как же сбылись, если Господь не забрал его к себе вместо брата? Не захотел или дите все же помрет?

– Как имя твое, дедушка? – спросил он, не став уличать монаха.

– Еремией величают. В честь пророка.

– А сколько тебе лет?

– Да нешто я помню? Помню только, что когда князь Владимир крестил Русь, я уже был на свете.

– Ты видал самого князя Владимира?! – поразился Несда. Для него времена великого и славного кагана были седой древностью. – А какой он был?

– Какой? – задумался старец, сильнее скособочась на свою дубину. – Да вроде обыкновенный. Но, правда, неуемный. Как начнет что делать – так с размахом. Землю свою устраивать, храмы ставить, милостыню творить. Пиры на весь мир затевать. Вот так же и Русь окрестил, с размахом. И правильно.

– А правда, что у него было девятьсот жен? – спросил Несда и порозовел.

– Так то бес похотливый терзал князя. После же  крещения от тех жен одна молва осталась. А бес удрал, только пятки сверкали.

Несда рассмеялся, представив улепетывающего с поджатым хвостом беса. Монах тоже улыбался, показывая несколько уцелевших зубов.

– Ты, дедушка, будто бы видел того беса?

– Не видел, а знаю их повадки.

Несда посмотрел на келью и погрустнел.

– Долго как!

– Ничего. Отец Демьян уже елеем мажет.

– А ты и сквозь двери умеешь видеть, дедушка?

– Ну, может, и умею, – сказал монах, словно бы сам себе не поверил. – Строг с тобой отец-то? – кивнул он на келью Демьяна.

– Строг, – вздохнул Несда.

– А ты не перечь ему. Хочет бить – так пускай. Главней отца только небесный Отец.

– Как же не перечить, если Бог главнее? – недоумевал Несда.

– Экий у тебя разум быстрый. Вот послушай-ка, что я тебе расскажу.

Монах поудобнее перехватил свою палку.