– Верно Колыван говорит! – загудели за столом. – Князь Ярослав с братом Мстиславом Храбрым землю русскую поровну по Днепру поделили. Отчего же князю черниговскому не прозываться великим? Захиреет Киев – Чернигов возвысится!
Святослав выслушал дружинников, стиснув зубы и побледнев.
– Молчите, мужи бояре! – Князь медленно поднялся и оглядел всех исподлобья. – Слова ваши как мед хмельной – сладки, да с ног валят. В Киеве мой отец и деды княжили, и никто из них не считал его ровней другим градам Руси. В Киеве слава и честь моих пращуров. Жалко мне отчего города. Не хочу, чтобы он погублен был – хоть своими людьми, хоть пришлыми ляхами.
Он повернулся к Яню Вышатичу.
– Завтра же собирай дружину, воевода. Пойдем к Киеву. Брат мой Всеволод, верно, так же поступит.
Старый боярин качнул поседелой головой.
– Прости, князь, не думаю я, что Всеволод станет наперед войско собирать. Не любит твой брат лишней крови.
Святослав опустился на скамью.
– Хитришь, воевода. Вижу, что свои помыслы хочешь мне как братние представить. Говори прямо. Разве не знаешь, что я доверяю тебе больше, чем братьям?
– Я сказал как есть, князь. Всеволод наверняка подумает прежде об ином способе.
– Отчего же я не знаю другого способа? – Святослав снова нахмурил чело.
– Тороплив ты, князь. За первое, что лежит к тебе ближе, ухватываешься, – неспешно подбирая слова, сказал воевода. – Прежде чем вести войско, не лучше ли послать к Изяславу и попробовать уговорить его поладить миром?
– Миром? – удивленно переспросил Святослав. – Об этом я и впрямь не думал.
– Изяслав идет войной не на Киев, а на Всеслава, – говорил Янь Вышатич. – Когда он узнает, что киевский стол свободен, то согласится на мир.
– Ляхи так легко не отступятся, – крикнул кто-то из бояр. – Им в Киеве медом намазано.
– Ну, тогда придется нам задать им медку, – весело сказал Святослав, – да послаще и покрепче. А, мужи бояре?
– Влёжку лежать будут от нашего меда, – захохотали дружинники, – не сомневайся, князь!
Святослав оборотился к киевским гонцам.
– Отвезите мой ответ Киеву. Мы пошлем к Изяславу послов. Если пойдет с ляхами губить вас, то я и Всеволод встанем с дружинами нашими против него. Не дадим ему зорить отчий град. Если же захочет миром кончить дело, то скажем ему, чтоб оставил ляхов и пришел с малой дружиной.
– Благодарствуем, князь, – с поклоном сказали гонцы.
После их ухода скоморохи вновь наладились дудеть в сопели, достали струнные гудки. Святослав в нетерпении махнул утиральником – скоморохи затихли и попрятались.
– Спой, Боян! – попросил князь. – Так спой, чтоб душе просторней стало.
Вещий песельник, пировавший со всеми, пересел на лавку у стены, взял гусли.
– Знаю, князь, чем утешить тебя, – сказал Боян. – Мир – не для тебя забава, сердце твое просит воинской брани.
Он запел. В его песне трубили трубы и ржали кони, звенели мечи и стучали о щиты копья, раздавался тревожный клекот лебедей и злой вой волков. Князь Всеслав серым хищником рыскал по степи, искал себе поживы. За одну ночь от самого Киева доскакивал до Тьмутаракани и бежал обратно, обгоняя встающее солнце. Наутро же оборачивался человеком и гадал на принесенных в дар Велесу птицах, ждет ли его удача и будет ли успешен поход за славой. Но как бы ни был он искусен в храбрском деле и удачлив в ловах, какой бы успех ни предрекало гадание – не миновать Всеславу кары правых богов!
А в сердце старого воеводы Яня Вышатича ликовала другая песнь: «Христос воскресе, смертию смерть поправ…»
15.
Дождавшись в гости брата, князь Святослав созвал совет и убедился в правоте воеводы. Всеволод тут же назвал посла – сына Владимира, зимой княжившего на Волыни. В компанию к княжичу боярин Гордята Войтишич предложил своего отпрыска Ставка. После киевского мятежа Гордята прибежал в Чернигов и попросился ко двору Святослава. Теперь же раздумывал, не вернуться ли в Киев, на службу Изяславу, и пользы ради приставил к делу сына.
Для быстроты посольство не стали обременять обозом и многой челядью. Два отрока, десяток младших дружинников и конные холопы проскакали поперек Руси за четыре дня. Спали на голой земле, а большей частью в седле, ели холодное мясо и пили речную воду. Во Владимире-Волынском узнали, что Изяслав стоит в Сутейске, на самой границе Руси.
– Медлит князь, – поделился соображением Ставко. – Сколько дней прошло, а он все на месте топчется.
– Видно, не спешит открывать ляхам путь на Киев, – размышлял Мономах. – Довольно с них и того, что на порубежье ведут себя по-хозяйски. Зимой хотели пограбить Берестейский град, в котором много купцов ведут торговлю. Да только посад сожгли и детинец огнем попортили.
– Да уж, их впусти – потом не выпрешь за порог. А ты, князь, думаешь, Изяслав настолько благоразумен? – засомневался Ставко.
– В каждом человеке есть доля безумия и доля благоразумия, – сказал княжич. – Всю его жизнь они ведут меж собой битву. Если побеждает безумие, получается Святополк Окаянный, убивший своих братьев Бориса и Глеба. Если же одолевает благоразумие, то получается Ярослав Мудрый.