Нестрашный мир

Декорации мы с ребятами нарисовали на простынях, а костюмы сделали из белых футболок. Это было несложно: ребёнок обмакивал руку в краску и оставлял отпечаток на ткани. Если краска серая, значит, получился костюм зайца, если зелёная – жабы. Чтобы облик персонажей был более определённым, мы попробовали надеть на детей маски, но дети были против того, чтобы чем-то закрывать лицо. Тогда мы прикрепили к футболкам кукол-зверей для кукольного театра, но оказалось, что некоторым нравится хватать куклу и тянуть изо всех сил, пока не оторвётся. Пришлось обойтись гримом, против него никто не возражал.

Вечером накануне премьеры мы с Таней нарисовали афишу, а утром повесили её в коридоре. Было тепло, поэтому показывать спектакль решили на улице. Началась обычная пред-премьерная суета: возня с костюмами и гримом, развешивание декораций по забору, расстановка стульев для зрителей и тысяча других мелких дел.

Нашими зрителями были нянечки и дети, не занятые в спектакле.

После премьеры я написала в рабочем дневнике: «В общем, всё прошло хорошо, конечно, мы много чего напутали, но этого никто не заметил. Миша был на высоте, остальные тоже, в финале мы с волонтёрами спели под гитару трогательную песню «ты особенный», зрители нам похлопали и стали расходиться. В театральной жизни я больше всего люблю время после спектакля, когда все лениво смывают грим, переодеваются, поздравляют друг друга или просто сидят, глядя в одну точку. «Расслаблены нервы, окончены споры, будто не будет больше премьер».

Цветочки

Один умный человек мне сказал:

«Вы занимаетесь тем, что сажаете цветочки на дне пропасти, которую не украшать надо, а засыпать. В государственных интернатах для инвалидов ни при каких обстоятельствах не может быть достойной жизни, значит, надо все силы тратить на то, чтобы интернатов не было».

Возможно, он прав, и ради будущего нужно направить все усилия не на украшение пропасти, а на преобразование государственной системы социальной защиты. Но, к сожалению (или к счастью), засыпать пропасти – не моё призвание. Будущее мне вообще трудно даётся, я знаю именно этих детей, вижу их сегодняшний день, а «если человеку дан один день, он должен его прожить», и прожить, по возможности, в человеческих условиях.

Письмо

«.. и какая-то особенная подлинность всего происходящего. Настоящая зима с бесконечным снегом, тёмными стволами сосен, фонариком, на который мы ловили в кромешной тьме междугородние автобусы до Петербурга, сияющим Рождеством в детском доме и в нашей однокомнатной квартирке. Настоящая весна с подснежниками и мокрым черничником, с днём, когда детям в первый раз разрешили погулять, потому что стало теплее. Настоящее лето с малиной, черникой и земляникой, по-

ходами на озеро с детьми и без детей, лесными прогулками, толстенными стволами елей, тучами комаров. Настоящие праздники – Пасха с запахом уксуса и кулича, Рождество с немецкими псалмами, дни рождения детей с плавающими в тазу свечками, кукольные спектакли и приезды гостей. Мир открыл мне рай простых вещей. Как будто снова проживаешь раннее детство, только осознанно. Могу сказать, что этот год был страшно тяжелым и счастливым, как Божий подарок, как тёмный ельник, пронизанный столбами света. Наверное, Его подарки такими и бывают».

Следы присутствия

«Вешаю на кроватки следы своего присутствия – погремушку, колокольчик…»

Из дневника

Когда человек умирает, очень важно, чтобы после что-то осталось. Это трюизм, но я не знаю, как ещё начать.

Есть дети, о которых я не знаю почти ничего, кроме факта их смерти. Они были не в моей группе, или были такие закрытые, что с ними не получилось установить контакт, или к моменту нашего знакомства уже очень тяжело болели. Но я хочу написать об этих детях, что-то вспомнить, иначе память о них останется только в медицинских записях.

Рождество

В первой палате городской больницы стоят огромные кровати с деревянными лакированными шарами на спинках. В этих кроватях наши дети кажутся ещё меньше, чем на самом деле. Перед Новым годом в первой палате лежали сразу три девочки из детского дома, Ира и Таня из нашего отделения (у обеих была пневмония) и Марина из другого корпуса.

Врачи и медсестры к нам привыкли:

– А, из детского дома? Как вы называетесь? Волонтиры?

Мы с моей коллегой Таней (буду называть её большой Таней, чтобы не путать с Таней маленькой) шли в палату, переодевали детей, иногда кормили, иногда помогали во время медицинских процедур, а главное – брали девочек на руки и разговаривали с ними.

Ире Ц. было почти тринадцать лет. Спастические нарушения выгибали её тело, и голова была всегда повёрнута в одну