Нестрашный мир

сторону. Таня знала, как нужно брать Иру на руки, чтобы тело на какое-то время принимало правильное положение, Ира расслаблялась и отдыхала. Она умела улыбаться, что для многих наших детей большое достижение. Я, правда, никогда не знала, улыбка это или выражение недовольства, но Таня хорошо разбиралась в Ириных настроениях.

Таня С. (маленькая Таня) провела в больнице почти всё время, что мы работали в детском доме. Глядя на неё, все удивлялись, откуда она берёт силы жить. Больше всего Таня была похожа на только что вылупившегося дракончика. Я никогда не видела ребёнка, так мучительно не приспособленного к жизни. Мы не могли понять, есть ли положение, в котором она чувствует себя хорошо. Не знали, когда брали Таню на руки, удобно ей или больно. Её лицо всегда сохраняло выражение напряжённого внимания.

Мы разговаривали с маленькой Таней, а чаще пели ей, потому что верили: ей нужно общение, человеческое тепло, даже если она никак нам не отвечает.

На Рождество мы украсили палату ёлочными шарами и гирляндами. Маленькая Таня была слепая, а Ира видела, и на тумбочку возле её кровати мы поставили крошечную игрушечную ёлочку. Большая Таня перевела мне Ирино выражение лица: «Ей нравится».

Я садилась на кровати ко всем по очереди и играла на флейте.

Большая Таня взяла на руки маленькую и тихо что-то ей пела, по-моему, свои протестантские рождественские песни.

Конечно, на улице шел снег.

В палату заглянула медсестра, увидела нас и тихо прикрыла дверь.

Я вспоминаю это Рождество и не знаю, что понимали и чувствовали девочки, какими они нас видели. Если кто-то скажет, что мы зря старались войти с ними в контакт, потому что им это было не нужно, я не буду спорить. Вполне достаточно того, что это было нужно нам. Мы очень хотели понять и услышать. Надеюсь, они это почувствовали.

Я засыпаю, и кажется мне,
Будто по небу плыву на спине,
Будто сжимаю крыла уголок,
Будто незримый веду диалог:

– Тихая радость, тёплая тишь,

Ты у меня до утра погостишь?
– Сказывай сказку, волосы гладь,
Чтобы мне было спокойнее спать.

Самая тихая радость моя,

Самая верная радость моя —
Звёзды считать на оконном холсте,
Тёплую руку искать в темноте.

Марина

Первое время она нас боялась. Когда мы только вошли в палату, она начала кричать. На крик пришла медсестра: «Что такое? Девочки тебя не обидят. На, попей».

Марина жадно пьёт. Сама держать чашку она не может – на ней грубая смирительная рубашка. Рукава, правда, не связаны за спиной, свободно болтаются.

– Почему рубашка?

– Бьём себя. Ухо разодрали. Так-то она хорошая девочка. У нас сколько ни лежало даунят, все хорошие.

Допив, Марина ложится и поворачивается лицом к стене. Довольно скоро она привыкла к нам, во всяком случае, больше не кричала. Чаще всего лежала, отвернувшись к стене. Я не пыталась подружиться с Мариной, хотя она мне сразу чем-то понравилась. Я думала, что если Марина не выражает желания общаться, лучше не пытаться «разбудить» её. Зачем давать обещания, которые потом не сможешь выполнить?

Под Новый Год мы украшали палату гирляндами, а Марина, лёжа на спине, наблюдала за нами. Я принесла в больницу флейту. Подсаживаясь ко всем по очереди, играла рождественские песни. Села и на Маринину кровать. Марина насторожилась, напряглась, ещё бы – такое вторжение в личное пространство. И вдруг широко улыбнулась то ли мне, то ли музыке.

В следующий наш приход у Марины было сильное расстройство желудка, и я повела её мыться в душ. Мы шли по больничному коридору, удивляясь забытому ощущению: Марина забыла, что такое ходить, я забыла, что такое вести ребёнка за руку (никто в моей группе не ходит).

Однажды медсестра попросила нас покормить Марину.

Первым делом я сняла с Марины смирительную рубашку. Принесли обед – картофельное пюре с мясным пюре. Марина выжидательно открыла рот.

– А может, ты сама поешь? – спросила я и попыталась вложить в её руку ложку. Марина молниеносно убрала руки за спину и возмутилась:

– А-а-а!

– А может быть, всё-таки?

– А-а-а!!! – закричала Марина, мотая головой.

Но у меня случился приступ упрямства. Мне тогда почему-то казалось, что это очень важно – уговорить Марину взять в руку ложку. Что от этого многое зависит. Вряд ли я смогла бы ответить, что.

Мы сидели рядом на кровати перед низким столом. Я вложила в Маринину руку ложку и накрыла её руку своей. Марина руку не убрала.

Так, рука в руке, съела весь обед.

Потом мы сидели рядом радостные: я радовалась тому, что Марина держала ложку, Марина – тому, что наелась, а может, ещё чему-то своему.

Таня серьёзно сказала: «А вы похожи». Я тоже об этом думала. Бывают дети, к которым сразу чувствуешь душевное притяжение, даже (или особенно) если они злые, замкнутые и не желают с тобой общаться.