Несвятые святые женщины

– А квартира на самом верху, у Екатерины Ивановны, напротив чердака.

– У какой Екатерины Ивановны?

– Это их хозяйка, только ее теперь нет. Она торгует пирогами у моста!

Мы нашли Екатерину Ивановну и объяснили ей, в чем дело. После соболезнований о покойной Анфисе и ее сиротах она дала мне ключ со словами:

– Отлучиться-то мне нельзя!

Тут к ней подошел какой-то покупатель, и старушка занялась им. Мы пошли обратно. Крепко держась за покачивающиеся перила, мы стали подниматься по узкой вонючей лестнице на четвертый этаж и скоро оказались перед маленькой дверью. Брат постучал, и сразу раздался детский голосок:

– Мы заперты, ключ у Екатерины Ивановны!

Найдя в полутьме замочную скважину, я открыл дверь, и мы зашли. В бедной, грязной комнатке с косым потолком, почти без всякой мебели, мы увидели истощенного мальчика лет пяти или шести. Он укачивал на руках младенца. В комнате было холодно, стены были покрыты плесенью. Дети дрожали от холода, потому что лохмотья, в которые они были закутаны, не грели их.

– Кто вас запер одних? – спросили мы.

– Шурка, – ответил мальчик.

– Кто он? Ваш брат?

– Нет, Шурка наша сестра, Александра.

– С кем же вы живете?

– Я, – сказал мальчик, – еще Соня, – и он поправил на голове ребенка, которого укачивал, чепчик, – и Шурка.

– Где же она?

– Пошла стирать, – сказал мальчик.

Вдруг открылась дверь, и в комнату вошла хорошенькая маленькая девочка. У нее было не по-детски серьезное лицо. Она вытирала руки о старенький передник.

– А вот и Шура! – сказал мальчик.

Малышка протянула к сестре ручонки. Шура походила с ней по комнате, потом уселась на стул, а мальчик прижался к старшей сестре и закутался в ее передник.

– Шура, милая Шура, сколько тебе лет?

– Десять, – ответила девочка.

– И ты живешь одна с этими детьми?

– Да, барин, – ответила девочка.

– А чем же ты живешь, Шура? – спросил я.

– На работу хожу. Вот сегодня на стирке была.

– Да тебе, я думаю, с лоханью трудно справляться, ты не достаешь до нее!

– А у меня такие башмаки есть, – ответила она, – от мамы остались, высокие, с каблуками. В башмаках я выше.

– А давно мама умерла?

– Как вот ее, Соню, родила, так и умерла, – и Шура посмотрела на сестренку. – Тятя мне тогда сказал: «Смотри, Шура, ты теперь им будешь матерью». Я теперь изо всех сил стараюсь.

– А часто на работу ходишь?

– Да как сил хватает, – сказала Шура, улыбаясь. – Да вы что, барин, удивляетесь-то? Есть, пить надо…

– И каждый раз, когда уходишь на работу, запираешь детей?

– Конечно! Чтоб спокойной быть. Катерина Ивановна раза два-три зайдет, иной раз мне удается с работы забежать. Колька у меня молодец, не боится, когда я его запираю, – и она поцеловала брата. – Ой, опять измазался! Пойди умойся… А как Соня умается, – продолжала рассказывать девочка, – он ее убаюкает, в постель уложит!

Бедная Шура рассказала нам о своем отце, о матери, рассказала, как они бедствовали, как умирали, как отца хоронила полиция. И ни разу не навернулась на ее глаза ни одна слезинка. Она понимала, что если расплачется, то ребята тоже начнут рыдать. Шура вела себя как взрослая.

Между тем Екатерина Ивановна уже успела продать свои пироги и, войдя в комнату, сказала.

– Где уж с них брать за квартиру, из милости держу, Бога боюсь…

– Долго ли эта девочка сможет так тяжело работать? – спросил брат.

– Если Бог поможет, тогда долго. Веришь ли, у нас на дворе только и разговоров было, что о ней, когда она после кончины матери возилась с этой мелюзгой. А посмотрел бы ты, барин хороший, как она за отцом ухаживала!

– Ну а как соседи обращаются с детьми?

– Ничего, ласково… Знаешь, барин, сироту обидеть можно. Вот Прасковья Львовна стирку дает либо белье чинить. Еще Шура за дворника дежурит, когда тот уходит. Я если заболею, за меня с пирогами посидит. Только мало платят ей, очень мало, да попрекают еще. Известно – ребенок, кто за нее заступится! И терпеливая какая, при ней скажу! Чтобы ругаться или от работы отлынивать – нет, изо всех сил бьется!

Поговорив еще немного со старушкой, мы дали ей денег, чтобы натопить комнату и накормить детей. Потом мы стали собираться домой, твердо решив сделать для этих несчастных ребятишек все, что можно. С нами стала собираться и Шура. Несмотря на все наши уговоры, чтобы она осталась с детьми и не ходила на работу, она решительно ответила, что должна еще достирать три рубашки, так как получила деньги вперед. После этого милая девочка побежала через первый двор под арку ворот и скрылась на улице…

Благодаря знакомым нам с братом удалось понемногу устроить детей. Колю и Соню поместили в хороший приют для детей, а Шуру взяла к себе в ученицы наша знакомая портниха. Когда Шура выросла, она стала прекрасной портнихой, теперь у нее свой маленький магазин.

Доброе дитя

Лелю все очень любили. Ласковая, кроткая, красивая, она была готова все отдать и никогда никому не сказала резкого слова, никого не огорчила.

– Этот ребенок не от мира сего, – говорила бабушка.

– Да, она у нас необыкновенная! – вторила ей мама.