— Бабушка рассказывает нам историю, — сказала Алана.
Но Лесли не сказала ничего. Ее маленькое личико было бледным, нижняя губка дрожала.
Этьен был взбешен.
— Что за чертовы истории вы им теперь рассказываете — воскликнул он. — Кого это вы не убивали?
— Дедушку, — спокойно ответила Алана. — Маминого папу. Его звали Арман.
Этьен отвел дочерей в комнату. Алана стояла рядом с его стулом, но он посадил на колени Лесли. Ребенок весь дрожал.
— Теперь послушайте меня обе, — сказал он. — Ваш дедушка был очень больным человеком. Он болел долго-долго, а затем пришел Бог и взял его на Небеса. Вот что произошло. Никто не убивал и не пытался убить его. Понятно?
— Но бабушка говорила… — начала Лесли.
— Никогда не обращай внимания на то, что говорит бабушка, — сказал Этьен. — Бабушка… — он почти сказал, что бабушка сумасшедшая, но вовремя удержался, — бабушка только сочиняет истории.
Когда Анжелика вернулась, он был еще в бешенстве.
— Ты бы лучше сделала что-нибудь со своей матерью, — сказал он жене. — Ты знаешь, какую историю она рассказывала сегодня детям?
Анжелика внимательно выслушала Этьена, а когда он кончил, отвернулась от него.
— Я поговорю с ней, — сказала она, наконец. — Нельзя допустить, чтобы она такое говорила при девочках.
— Она сумасшедшая, — повторил Этьен. — Говорю тебе, Анжелика, она совсем сумасшедшая.
— Нет, Этьен. Мама — она как я. У нее слишком много воображения и иногда оно выплескивается наружу. Вот и все. Я поговорю с ней об этом.
Этьен де Монтиньи от природы не имел привычки подслушивать, но в эту ночь он заставил себя стоять у двери спальни Моники, где проходило объяснение между дочерью и матерью.
Голос Анжелики был низким от злости и, хотя Этьен не мог расслышать каждое слово, ему было достаточно того, что он услышал.
— Что это с тобой? — скаазла Анжелика. — Ты хочешь, чтобы на наши головы свалилась полиция?
— Моника захныкала.
— В тюрьму захотела? — спросила Анжелика. — Или в сумасшедший дом?
Моника только твердила "нет".
— Тогда лучше заткни свой рот по поводу папы, понимаешь? Не смей никому и слова говорить про него. Ни детям, ни Этьену, ни твоей сестре, ни одной живой душе. Понимаешь?
Ответа не было, не было слышно вообще никаких звуков, кроме плача, а затем Этьен услышал звук сильной пощечины.
— Ты меня понимаешь?! — заорала Анжелика, и ее голос зазвенел.
Опять наступило молчание, другая пощечина, а затем повторяемое "да".
Этьен отошел от двери. Желудок его болезненно сжался. Он пошел в ванную, уверенный, что его вырвет, но ничего не получилось. Он сел на край ванны, онемевший и весь в поту.
После этого Этьен ст
ал наблюдать за Моникой еще пристальней, но она больше не рассказывала историй Алане и Лесли. Она продолжала бормотать себе под нос что-то бессвязное и лишенное смысла. Каждую неделю Анжелика водила мать к доктору, были таблетки и инъекции, и еще больше таблеток, так что временами она становилась спокойной и вполне разумной. Но часто по ночам Этьен слышал, как она рыдает в своей комнате, и Анжелике приходилось бежать к ней, чтобы она очнулась от очередного ночного кошмара.
В конце концов, Этьен, волнуясь за детей, пошел сам проконсультироваться с врачом. Его звали Майлс Гордон, Этьену он никогда не нравился. Доктор Гордон принимал Алану и Лесли и третьего ребенка тоже, их сына, который умер вскоре после рождения. Нет, Этьену совсем не нравился Майлс Гордон, и когда Анжелика спросила почему, Этьен смог назвать только одну причину, в которой был уверен:
— Он еврей, но пытается это скрыть.
— А какое это имеет отношение к чему бы то ни было? — спросила Анжелика.
— Если человек еврей, он должен вести себя соответственно. Ничего хорошего, если человек стыдится своей религии.
— Боже мой, — сказала Анжелика, с трудом сдерживаясь. — Посмотрите-ка на этого философа.
— Все равно, — ответил Этьен упрямо. — Это нехорошо, если еврей посещает протестантскую церковь, ест свинину и все прочее. Это вроде того, как если бы мы ели мясо по пятницам и не ходили к мессе.
— Ты говоришь в точности как твоя мать, — огрызнулась Анжелика.
— По крайней мере моя мать не стыдится себя.
На следующий день во время обеда Этьен пошел в кабинет доктора Гордона.
Майлс Гордон знал, что Этьен терпеть его не может, но из-за Анжелики был с ним всегда безукоризненно вежлив. Доктору Гордону нравилась Анжелика. Очень нравилась.
— Поверьте мне, мистер де Монтиньи, — сказал доктор Гордон, когда Этьен сел у его стола, — у вас абсолютно нет никаких оснований волноваться по поводу вашей тещи.
— Но она все время разговаривает сама с собой, — возразил Этьен. — Вы скажете, что это обычное явление для женщины?
— Нет, конечно, нет, — успокаивающе сказал доктор, — но беспокоиться здесь не о чем. У миссис Бержерон тяжело проходит менопауза. Но на самом деле она умственно так же здорова, как любой из нас.
Доктор продолжал уверенно улыбаться Этьену, вспоминая, что ему сказала Анжелика.
— Только попробуй упрятать куда-нибудь мою мать, — коротко сказала ему Анжелика, когда впервые привела ее. — Я вырву у тебя сердце.