Нет голода неистовей

— Это приятный плен, признаю. Хотя служанки все еще носятся с громадными распятиями. Ходят перепуганные с покрасневшими глазами, оплакивая судьбу-злодейку, вынудившую их прислуживать вампирше, — только вчера она едва сдержалась, чтобы не скрючить руки и, подняв их над головой, не погнаться за одной из них со стоном «я хачу твоей кроооови».

— Ну, если это твоя единственная жалоба… Или тебя все еще беспокоят сны-воспоминания? Смею предположить, что те, о которых ты мне рассказывала, принадлежали Лаклейну.

— Да, я вижу события его глазами, чувствую запахи, которые чувствовал он, — одна лишь мысль об этих снах заставила ее посерьезнеть.

— В одном воспоминании он покупал это роскошное золотое колье. И когда он взял его в руки, я ощутила тепло металла. Знаю-знаю, это полнейший бред.

— Это все старые воспоминания? Или тебе сняться и его мысли о тебе?

— Они все кажутся каким-то образом связанными со мной и, да, я слышала во сне, что он думает обо мне.

— Что-то хорошее, надеюсь?

— Очень хорошее. Он… считает меня красивой. — В ее сегодняшнем сне она видела, как он наблюдал за ней, направляющейся ночью в душ. Его взгляд был прикован к ленте, спускающейся от резинки трусиков тонг «Strumpet & Pink» и болтающейся из стороны в сторону.

Теперь она знала, что Лаклейну нравилось ее изысканное белье, нравилось то, что только ему было известно, что находится под ее одеждой. Не отрывая взгляда от колыхающейся туда… сюда… ленты, он так тихо зарычал, что она даже не услышала.

Ее попке мужчины должны слагать сонеты…

У нее до сих пор поджимались пальцы при воспоминании об этом.

— Как же это, должно быть, приятно для кого-то, столь по-глупому неуверенного в себе.

Так и было.

— Есть правда один моментик…

— Боишься увидеть его в прошлом с другой женщиной.

— Бинго. Кажется, стоит мне увидеть нечто подобное, и я струшу. Боюсь. Боюсь услышать его мысли и почувствовать удовольствие от прикосновения к другой.

— Знаешь, я никогда не вижу того, чего действительно не хочу знать.

— Как, например, смерть валькирии, — Никс не видела ни одной. Она могла предвидеть, где ударит очередной заряд молнии, часто видела предстоящее ранение валькирии, но никогда саму смерть. К беспросветному отчаянию Кары, Никс не могла увидеть судьбу Фьюри.

— Да. Вероятнее всего, ты никогда этого и не увидишь, потому что твой мозг знает, что ты можешь этого не перенести.

— Надеюсь. Как считаешь, почему это происходит?

— А сама что думаешь?

— Я…ээ… ну, дело в том… я пила напрямую из него, — наконец призналась Эмма. — Боюсь, что это как-то связано.

— Эмма, я слышала, что все вампиры забирают через кровь воспоминания, но лишь немногие способны воспринимать их, и уж тем более толковать. Похоже, ты только что обнаружила новый талант.

— Супер. Лучше б у меня обнаружились выдающиеся способности к искусству оригами или типа того.

— Лаклейн знает?

— Пока нет. Но я расскажу ему, — быстро добавила Эмма. — Это ж не тот случай, когда я могу смолчать, верно?

— Верно. А теперь, вернемся к куда более важному предмету разговора. Ты все-таки получила то колье, которое он покупал тебе в твоем сне?

Глава 29

— Думаю, ваша королева скучает по ковену, — сообщил Харман на второй неделе пребывания Эммы в Киневейне.

— Да, я заметил это, — произнес Лаклейн, подняв голову от стола, заваленного бумагами. Эмма тосковала по семье, и это омрачало их счастье. Но вскоре это чувство должно было пройти. Как и ее заметный страх перед встречей с другими ликанами. Она сказала ему по этому поводу, что «шансы были один к трем в пользу ликанов», и она бы на его месте «не ставила на себя». Они приезжали через три дня.

— Но как ты это понял?

— Она затащила служанку в гостиную, чтобы поиграть в видеоигры. Затем они красили друг другу ногти на ногах. Синим.

Лаклейн откинулся на спинку стула.

— И как отреагировала девушка?

— Сначала испугалась, но затем начала все больше расслабляться. Как и все остальные. Королева действительно смогла завоевать их расположение.

С гордой улыбкой, Харман признался:

— Она зовет меня Мэнни.

На губах Лаклейна заиграла широкая ухмылка.

— Она даже не просила меня замолвить за нее словцо. А они всегда просят об этом, — озадаченно добавил Харман.

— У нее есть все, что ей нужно? — спросил ликан, хотя знал, Эмма ни в чем не нуждалась. Когда она была счастлива, то тихо напевала себе под нос. Он часто слышал ее голос, раздающийся из — как Эмма его звала — «лунария», пока она ухаживала за своим садом. Он готов был почти побиться об заклад, что жасмин ей нравился больше драгоценностей.

— О, да. Она, ээ, довольно умелый, дельный и, не побоюсь слова, агрессивный покупатель.