Читаем Нет причины для тревоги полностью

За несколько месяцев до моего увольнения я потерял голос во всех смыслах. Я молча подписал соглашение между мной и Корпорацией в лице Норы Блантик об уходе по собственному желанию с финансовой компенсацией. Мне заткнули деньгами рот. Мне голос был, но я его смиренно заглушил. С меня взяли обещание не распространяться на эту тему. Сейчас я распространяюсь на эту тему в письменном виде, потому что тюрьма освобождает: я не могу выйти в эфир за тюремными стенами, но мой ум свободен от каких-либо глушилок. Трудности у меня не с мозгами, а с горлом: я потерял голос в буквальном смысле. Это, конечно же, дало еще один козырь в руки Норы Блантик. Даже если бы я стал разоблачать во весь голос всю чушь, исторгнутую устами Норы Блантик, меня бы никто не услышал. Я открывал рот, но оттуда не исходило ни единого звука – я напоминал рыбу в аквариуме, шевелящую губами в воде, как полуграмотный, пытающийся прочесть трудную фразу в книге. Трудности с голосовыми связками возникли неожиданно и прогрессировали на глазах (то есть в ушах слушателей).

Я помню, что началось все с некоторой хрипотцы и сдавленности в горле. В тот четверг (я выходил в эфир по четвергам), в первую же паузу в радиопередаче, наша ассистентка побежала в столовую за горячим шоколадом (какао) для моего надорванного голоса. Шоколад не помог. Не помогли во время следующей радиосессии ни горячее молоко, ни хот-тодди – виски с горячей водой, медом и лимоном. Домашние рецепты включали, скажем, затыкание ушей на ночь и дыхательные упражнения над паром свежеотваренного картофеля. Все было бесполезно. Через несколько дней меня стали утешать тем, что слушатель на другом конце эфира может подумать, что у микрофона Том Уэйтс заговорил по-русски. Но эта иллюзия стала несостоятельной на новом этапе, когда вместо слов с хрипотцой в эфир стало вылетать шипение старой исцарапанной долгоиграющей пластинки или старого расстроенного радиоприемника – свист и отдельные слова между хрипом. В Москве пошли слухи, что российское правительство решило снова ввести глушение. Мне ничего не оставалось, как взять отпуск за собственный счет и обратиться за медицинским советом.

Выяснилось, что при нашем бесплатном медицинском обслуживании надо ждать около шести недель, чтобы попасть к специалисту по ухо-горло-носу (куда меня отправил мой районный врач). Я сделал небольшой подсчет своих доходов и понял, что минута моего голоса оплачивалась по тарифу в десять фунтов в минуту. Можете себе представить, сколько денег я начну терять каждый день, если мой голос не восстановится в срочном порядке. Я решил пожать от удивления плечами, махнуть рукой и посмотреть сквозь пальцы на бесплатное медицинское обслуживание. И отправился к частному врачу – специалисту по голосовым связкам на легендарной улице британских медиков Харли-стрит.

Не буду вас пугать ценами за визит, рентген, скан и последующие консультации. Мне вставили в ноздрю трубочку с кинокамерой размером с булавочную головку на конце для исследования моего горлового аппарата. То, что я увидел, показалось мне фотоснимком вагины в состоянии крайнего сексуального возбуждения. Поначалу психиатр следствия и прокуратуры, анализируя симптомы моего криминального поведения, пытался выяснить мой опыт орального секса в раннем возрасте и аспекты моей неопределенной сексуальной ориентации. Доктор Руби Стайн прописала мне сосалки-леденцы (все звезды оперы сосут эти леденцы, сказала она). Кроме того, мне было дано указание совершать дыхательные упражнения, используя коктейльную соломинку. Эта соломинка помогла мне так же, как некоторым утопающим. Я впал в серьезную депрессию. Тюремный психиатр до сих пор не может решить, все ли у меня в порядке с мозгами или крыша поехала. Сейчас я могу сказать, что крыша над головой у меня пока есть, хоть и тюремная. Крыша в свое время поехала не у меня, крыша поехала у моего безмозглого руководства, у этих бездарных кретинов, трусов и конформистов, держащихся за свое место в Корпорации.

Перейти на страницу:

Похожие книги