– Тёма, у нас Анечка умерла.
– Боже мой! – ахнул Артём. – И давно?
– Девять дней во вторник было, – всхлипнула Ника и достала платок из карманчика офисного пиджака. – Ты понимаешь: мы знали, что конец близок, и все равно так больно!
– Я понимаю. Вот горе…
– Придется мне теперь жить с родителями. Будем вместе Курзика поднимать.
– Как он?
– Тяжело. Но что делать? Мою квартиру сдадим, уже есть желающие. Так что сам видишь – у меня началась совсем другая жизнь.
– Дорогая моя…
Артём обнял Нику, и она заплакала. То, что Артём испытывал, было больше, чем сострадание. Горе Ники он чувствовал как свое. Наконец она выплакалась и отстранилась – Артём погладил Нику по голове и поцеловал. Она пробормотала:
– Не смотри на меня, я страшная.
– Ты самая красивая, – очень серьезно сказал Артём. – Прелестная маленькая женщина со взглядом ангела. Очень мудрая и сильная. И ты справишься, я уверен.
Ника покивала, шмыгая носом:
– Спасибо.
Артём снова обнял ее, и Ника, вздохнув, положила голову ему на плечо. Они помолчали, и вдруг Артём тихо спросил:
– Хочешь, я вернусь к тебе?
– Нет, – так же тихо ответила Ника и осторожно выскользнула из-под руки Артёма. – Нет, не хочу. Зачем ты опять заводишь этот разговор?
– Почему нам нельзя вернуться к прежнему? Нам было так хорошо!
– Да потому что прежнего нет! – закричала Ника. – Мы изменились. Наша жизнь изменилась. Да, я люблю тебя. Но я не хочу… Не хочу стать жалкой старухой, которая цепляется за молодого любовника. Понимая, что он остается с ней только из сострадания и ложно понятого чувства долга.
Она замолчала и смотрела на Артёма с волнением – он как-то побледнел, криво улыбнулся и пожал плечами:
– Ну ладно, раз так…
– Прости меня. Прости, дорогой. Я сама не знаю, что говорю. Пожалуйста, не обижайся. Иди ко мне. – И Ника сама обняла Артёма.
– Какая-то страшная глупость, – сказал он печально. – Ты любишь меня, я люблю тебя. И ничего не получается. Ты одна. Я тоже. Мне так чудовищно одиноко! Никого ближе тебя просто нет.
– А как же девочка-журавлик?
Артём опустил голову.
– Послушай, милый, признайся, что ты не думаешь обо мне каждую минуту своей жизни. Ты почти не вспоминаешь меня, правда же? А сейчас увидел, да еще пожалел, вот тебя и повлекло не в ту степь, да?
– Не в ту степь, говоришь? В общем, ты, конечно, права. Каждую минуту я о тебе не думаю. Но когда вспоминаю… Так больно.
– Ничего, до свадьбы заживет.
Артём усмехнулся:
– До моей так уж точно заживет. Если она вообще когда-нибудь будет.
– У вас с ней что – не ладится? С Журавликом?
– Именно.
– Давай расскажи.
– Ника, зачем это тебе?
– Затем, что я люблю тебя. И хочу, чтобы ты был счастлив. Но не обязательно со мной. Понимаешь?
– Кажется, понимаю. Ну ладно. Действительно, может, что посоветуешь по-женски. Мне всегда казалось, что отношения развиваются поступательно. Или не развиваются вообще. А мы с ней топчемся на месте. Каждый раз приходится все начинать заново: приручать, завоевывать, очаровывать. И чем дольше мы вместе, тем ближе она делается – и тем больше отдаляется, когда мы расстаемся. Представляешь?
– А что ты сам думаешь?
– Я думаю, она боится близости. Любой. Просто человеческой и физической.
– Ты говорил, у нее что-то страшное в прошлом. Тебе не кажется, что это могло быть изнасилование?
– Кажется. Кирилл довольно прозрачно намекал, да и Катерина… И что мне делать?
– А как вы общаетесь? О чем разговариваете? Какие-то личные темы затрагиваете?
– Почти нет. Так, что-то нейтральное. Много шутим. В основном я. Но она очень остроумная. Забавная.
– Вам одно и то же смешным кажется?
– Да, в этом мы совпадаем.
– Уже много.
– Да. Но как только выходишь на что-то личное, она сразу отгораживается. Прямо вижу табличку: «Не влезай, убьет!» Словно по минному полю ходишь. Такой душевной близости, как у нас с тобой, почти не возникает, если только в самом конце, когда уже расстаемся. А у нас с тобой сразу получилось, правда же? Еще до всяких поцелуев.
– Давай не будем про нас с тобой, ладно?
– А последний раз – вообще сбежала! Сама ко мне прискакала – сказала, ей без меня плохо. И так замечательно все шло. Я вел себя просто как ангел. Честно! Ни на чем не настаивал, не лез напролом, на цыпочках вокруг нее ходил. А она сбежала чуть ли не из постели. Ну, не совсем из постели, но почти.
– Да-а… Облом.
– Конечно, тебе смешно.
– Да не особенно. Девочку жалко. И тебя, конечно.
– Что ты посоветуешь?
– Посоветую не видеться с ней какое-то время. И не звонить.
– Я как раз в Штаты улетаю.
– Хорошо. А когда встретитесь…
– А вдруг она не захочет?
– Захочет.
– Я сегодня звонил, так просто чуть не заморозила.
– Ты ей сказал, что улетаешь?
– Не успел. Так что-то обидно стало.
– Больше не звони. Пусть соскучится, ничего. Главное, потом не упрекай ни в чем – как будто ничего не было. Я думаю, тебе придется сделать первый шаг.
– Да я столько этих первых шагов сделал!
– Ты должен первым открыться. Будь с ней искренним. Покажи, что ты тоже уязвим. Ты переживаешь, тебе больно. Ты живой человек. Задвинь подальше свою железобетонную самоуверенность.
– Да какая там самоуверенность…