Нет у меня другой печали

— Искупаемся, — предложил сопровождавший меня шофер обкома партии. Я решил, что он шутит, однако шофер серьезно добавил: — Такая традиция. Все, кто приезжают сюда впервые, лезут в бассейн.

Кругом белел снег.

Я шапкой смахнул его с деревянной скамейки, сложил на нее одежду и вниз головой бултыхнулся в бассейн — коль традиция, так уж традиция! Вода была теплая, но не горячая (как я выяснил потом, сорок пять градусов). Я нырял, радуясь этому чуду природы. В теплом бассейне, со всех сторон окруженном снежным пологом, я вспомнил о вулкане: когда же человек подчинит его необузданную силу и направит ее не на разрушение, не на уничтожение, а на путь созидания? Когда наконец люди, показывая детям вознесшийся над вулканом гриб, смогут сказать:

— Было время, сын, когда человечество мучил страх перед такими грибами. Правда, они были иного происхождения, отнюдь не вулканического… Но те времена канули в прошлое.

Если люди смогут когда-нибудь сказать это, я думаю, тем самым они одержат величайшую победу человеческого разума. Надо надеяться, что так и будет.

Надо!

1966

НА СЕВЕР С ПТИЦАМИ

1

Я давно мечтал побывать у кетов. Впервые я услышал об этом немногочисленном народе где-то в Саянских горах, у костра, от пожилого геолога, вдоль и поперек исходившего всю Сибирь. Затем это название встретилось мне в каком-то научном издании, посвященном народам Севера. Потом — опять рассказ. Один, другой, третий… Недавно я прочел в одном альманахе статью о кетах и твердо решил непременно познакомиться с этим интересным народом. Я узнал, что кетов осталось всего несколько сот человек и живут они не в одном месте, а разбросаны по северной части Красноярского края. Есть на Подкаменной Тунгуске деревня Суломай, где проживают около сотни кетов. Остальные рассредоточены по другим рекам, гораздо дальше на север. Меня привлекало не только то, что кеты — маленький, можно сказать, исчезающий народ. Особенно манило то, что все рассказчики подчеркивали самобытный образ жизни, этих людей, во многом отличающихся от других народов советского Севера.

И вот, ведомые этой мечтой, мы с товарищем в середине мая очутились в Красноярске. Едва выйдя из самолета, я горько разочаровался: дул холодный, ледяной ветер, неся редкие, словно заблудившиеся, снежинки. Я не одну весну встречал в Сибири и, казалось, наверное знал, что весна приходит сюда внезапно, своим жаром мгновенно разрушая все труды зимы. Теперь же, в легкой летней одежде, под пронизывающим насквозь ледяным ветром из Арктики, я почувствовал грусть и досаду: нет, еще не знаю я Сибири со всеми ее противоречиями.

Когда в крайкоме партии мы спросили о кетах, я испытал второе разочарование. Товарищ, с которым мы говорили, знал о них немногим больше, чем я сам. Однако он указал нам человека, который  д о л ж е н  знать о кетах. Так оно и было. Этот человек действительно знал о кетах много: и где они живут, и сколько их приблизительно осталось, и то, что они в основном занимаются рыболовством, меньше — оленеводством и охотой. Но и этот товарищ не знал одного — как, каким путем попасть в места, где обитают кеты. Такое время года. Здесь, в Красноярске, Енисей уже освободился ото льда, а там, дальше, на севере, река еще скована льдом, и неизвестно, когда очистится. Самолетом тоже ничего не выйдет, потому что здесь авиация уже на колесах, а там еще глубокий снег, без лыж ни подняться, ни сесть. Разве что вертолетом. Но лететь вертолетом на такое расстояние стоит безумных денег. Ведь ты не ищешь ни нефть, ни газ, ни полезные ископаемые, вот тебе обычные командировочные, и будь здоров, — может, прибьешься к какой-нибудь экспедиции, упросишь, чтобы тебя взяли, подвезли, подбросили, — ведь на Севере люди чуткие и радушные. Нет, вертолет нам не по карману.

Так что о кетах мы узнали многое, не знали только одного, как к ним попасть.

— Я вам советую обратиться к Назарову, — говорит наш собеседник и добавляет: — Может быть, он что-либо придумает.

— Простите, а кто он такой?

— Вы не знаете Назарова? — удивляется собеседник. — Не знаете Ивана Михайловича Назарова?

— Не знаем…

— Ах да, я ведь забыл, что вы не здешние.

И вот спустя полчаса мы сидим в кабинете Назарова, начальника Енисейского пароходства. Иван Михайлович — человек лет шестидесяти, с красивой сединой, сдержанный, с приятными манерами. Говорит он спокойно, негромким голосом. От его слов, от всей его манеры держаться веет большой внутренней культурой. Мы даже не удивляемся, узнав, что он автор нескольких книг о Енисее, член Союза писателей. Становится ясно, почему об этом человеке все нам говорили с любовью и уважением, тем более что Назаров работает здесь уже давно — все его знают, и он знает всех.

— Все дороги ведут к Ивану Михайловичу Назарову, — шутим мы и рассказываем, что все советовали нам обратиться к нему: «Если он вам не поможет, значит, уже и сам господь бог ничего не сделает».

Назаров выслушал наш рассказ, подробно расспросил о цели путешествия, наших замыслах, а потом вздохнул: