Нетипичный атом общества

Работа пришлась ему по душе и, возможно, он сумел бы, заведя новую семью и переехав в другое жильё, вернуться к жизни, если не прежней, то вполне нормальной, но должность лесника связана с многочисленными соблазнами. В деревне всем нужны дрова, жерди, дубовые столбы и прочая мелочь, без которой не обойтись и которую приобрести хочется как можно дешевле. Мелкие бесы окрестностей подстрекали без остановки к скромной лесной покраже, предлагая самогонку или крепленое вино в качестве расплаты. Добрый и мягкотелый лесник нередко шел на поводу и соглашался. Отчим, давно потерявший чувство реальности (совести у него и раньше не было), обнаглел настолько, что стал от имени Василия торговать лесом. Случился конфуз с конфликтом и доброму леснику не оставалось ничего, как набить морду зарвавшемуся негодяю. Стрекач притих на время и с месяц ходил трезвее обычного. Тамара даже хвасталась: «Мой Володя теперь в рот не берёт» …

Брежнев едва двигал челюстями, произнося нечленораздельные звуки в речах. Великое чудо, что он осилил отчетный доклад на XXVI -ом съезде партии. Смерть уже готовилась совершить сокрушительное опустошение в руководстве СССР.

Остряк Митька, который не покинет пост истопника чуть ли не до своей кончины, отзывался о членах политбюро словами довоенной песни, чуть изменив текст: «Силён маразм и танки наши быстры».

Кардинально менять состав высшей и местных элит необходимо было раньше, лет на пять шесть, по крайней мере, а на тот момент молодым и подающим серьёзные надежды считался пятидесятилетний секретарь ЦК по сельскому хозяйству Горбачев – самовлюбленное, гнидоподобное нечто…

Следующий год начался со смерти второго лица в государстве Михаила Андреевича Суслова, главного идеолога ещё со сталинских времён. Осенью настал черед Брежнева, которого торжественно погребли на Красной площади близ мавзолея Ленина и переименовали город Набережные Челны в город Брежнев. Во время похорон загудели гудки заводов, фабрик, кораблей и поездов от Калининграда до Камчатки.

… Витька Балон, поотирался с полгода в Москве, пытаясь устроиться таксистом, потом водителем миксера-бетоновоза, но не потянул нигде, абсолютно не ориентируясь в огромном городе и съехал от тещи с тестем в Колычево, на привычное рабочее место. С ним переехала и семья – жена Елена и дочь Вика. Тут подоспела сдача пятиэтажных домов птицефабрики в недалёких Михалях. Семейству Хитровых досталась двушка улучшенной планировки. Вику с полутора лет отдали в ясли, а Лена устроилась на работу в магазин. Торговая точка находилась в двадцати километров от дома, по направлению противоположном от Егорьевска. Рабочие места были и в михалёвских магазинах, и в Егорьевских, благо до города всего восемь километров, но капризная жена убедила супруга что её место именно там, в деревне Левино.

Не успели они толком обжиться, как жена вдруг заявила о разводе, на почве, якобы, регулярных возлияний Витьки. Через месяц она допилила до того бедного мужа, что тот перебрался на старое место жительства.

Балон и Василий с размахом отметили возвращение несостоявшегося москвича на улицу Перспективную. Пока они вовсю «квасили», на законное место Витька заселился без промедления некий прапорщик Волнышев, житель соседнего с магазином деревни Левино дома.

Доброжелатели вскоре нашептали Балону черную весть, но тот, хитрый и осторожный, решил отложить месть до лучших времён. Причина была проста – никто не желал бить морду военному неведомо за что.

Когда вернулся со службы Юрка, возможность поколотить прапорщика открылась с хорошей перспективой. На следующий после приезда день, приняв дозу горячительного, отважная пара направилась устраивать вендетту.

На звонок, дверь открыл ничего не подозревающий прапорщик в майке и спортивных штанах.

– Ну что, кусок, выходи, – зловещим голосом палача произнес: «Иваныч» – говорить будем, бить тебя маленько будем, если правильно себя поведёшь, а если неправильно – то не маленько.

Елены дома не оказалось. Коленки Волнышева завибрировали, а лицо стало заметно бледнеть. Дверь соседней квартиры приоткрылась и в щели, довольно широкой, показалось любопытное лицо известной сплетницы Каланчихи:

– Ты чей же будешь, милок?

Вопрос относился к Юрке, которого она видела впервые, а тот не растерялся:

– Ты что бабка, не узнаёшь известного бойца скота?

Старуха закрестилась и чуть прикрыла дверь, причитая, но всё равно подглядывая:

– Свят, свят, свят, это же смертельный бой будет!

Остолбеневшего прапорщика, взяв его за руку двумя пальцами, Балон, осмелев от трусости соперника, вывел на лестничную площадку. Юрка коротко, без размаха ударил в солнечное сплетение, а когда трусоватый вояка согнулся и стал сползать вдоль стены вниз, его настиг скользящий удар по щеке от обманутого мужа. Блицкриг удался.

Вечером Каланчиха докладывала растерянной Елене:

– Ужасть как били, прямо смертным боем, еле твоего мужика спасла.

На самом деле разборка ограничилась двумя перечисленными ударами умеренной силы.