- Ты непознаваем, Джек. Мне… Поднимись, не надо больше стоять на коленях. Поднимись, или я тебя так подниму… - почти взмолился он.
Оттаявший Джокер только вскинул брови и поглубже погрузил плененный орган в свой кривой рот.
Брюс затих, судорожно пытаясь определить, кто сейчас наверху, но этому, конечно, мешали жаркие посасывания и неловкие руки.
Спина психа, дрожащая под его пальцами, исходила потом. Светлые волосы слиплись, и терзаемый сомнениями и неумелым языком герой даже нашел время на то, чтобы оправить их - совершенно бессмысленное движение, показавшееся ему сейчас чем-то очень важным - он был снова погружен на совершенно невозможные прежде глубины.
Джокер слишком спешил и не особо прятал зубы, брал слишком глубоко и выглядел слишком соблазнительно, но это был лучший минет в жизни Брюса Уэйна.
Темные мысли не утихали - открытость, эта потеря почвы под ногами, сулила в будущем жертвоприношения гордости - но пока не могли в полной мере владеть им, только звучали в унисон плотному пространству злого, жадного, несчастного рта.
Джокер издал невнятный, вкрадчивый - совершенно безумный - смешок.
Брюс осатанел, сжал пальцы на его влажной шее, удерживая чудесный источник горячих ласк у своих ног; застонал, запрокинул голову, поджался, свернулся в тугую спираль, не успевая осознать откровенности жестов и звуков.
Ему казалось, что кульминацию удалось отсрочить, но тут язык быстро прошелся по напряженной вене, остро обвел уздечку, жаркий рот снова заглотил, и он не выдержал, звуча и теряя дыхание.
Грозовые раскаты удовольствия, истекая из глубин его естества, распространились, тягучие и темные, оглушили его; погнались, стремительные - никак не остановить.
Собираясь в одну точку, не смог удержать ударившего в беззащитное клоунское горло семени, и имел вдруг удовольствие видеть растерянного Джокера, редчайшее зрелище: полыхающего глазами, побелевшего, отирающего рот от мутных потеков, с которыми не смог сладить.
Брюс потемнел, пытаясь экстренно вернуть себе равновесие: из-за шрамов… И это, без всяких сомнений, был его первый раз…
Подобная информация подействовала логично благостно на черную обиду от самоуправства; более того, привела его в щедрое, восторженное состояние.
Джокер выпрямился, определенно собираясь уйти.
- Подожди. Ты не можешь уйти, Джек. Не сейчас, - безапелляционно заявил Брюс, истекая потом, судорожно пытаясь определить, верит ли он, что его темный соперник может выдавать такие реакции на самом деле.
Псих не сопротивлялся, когда Брюс подтянул его к себе на многострадальную тахту и утешающе забрался языком к нему в рот поглубже, пытаясь не обращать своего, в целом, пуританского внимания на собственный вкус.
Потер языком безвольный язык, нащупал, сжал в ладонях длинные пальцы, не менее вялые.
- Все нормально? Джек? - тревожно спросил он, отрываясь: на уровне чутья определял сейчас Джокера как тело, лишенное сознания, аналогичное его тоскливому двухнедельному двойнику, и его накрыла вечная теперь досада - он нужен, сейчас, всегда, принадлежит, бесправный, только ему самому.
Пусть он подает руку только ему, и взгляд его достанется только этому дому; запереть его в подвале, не отпускать за порог, чтобы он не сеял зла, не проливался темнотой…
Брюс ужаснулся, но мыслей скупого дракона не отверг. Наклонился, поцеловал черту проволоки на трепещущей от тяжелого дыхания шее, слишком влажно и жадно проследил ее языком; присосался к бледному рту, пересчитал зубы, втерся в рубец на нижней губе…
Между ними на мгновение застыла прозрачная стропа слюны, и лопнула, никем не замеченная.
- Джокер? - снова позвал встревоженный герой, растирая собственные жидкости по кривым губам пальцами под видом чего-то пошлого, но в действительности нанося невидимый грим-метку, ритуальный рисунок, мимоходом выписывая себе сотни диагнозов - сумасшедший, совсем больной, бешеный, мерзкий злодей, повернутый на контроле, кнут хлещущий, повторить сто сорок четыре раза…
Джокер снова не ответил, только попытался принять самодовольный вид.
Его трясло; не нахальная улыбка, но горькая складка у рта; морщинки у глаз равнялись не лукавству, как бывало прежде, а напоминали мятую ткань?
- Я не знаю, что случилось, но ты очень хорош. Джокер? Какого черта теперь ты в ярости?
Загадочный псих криво улыбнулся, и правда разозленный, но и исходящий желанием, и Брюса тоже заколотило - подставленное плечо, стыд, молчание, печаль - все это было настолько неожиданно и чудесно, что наверняка невозможно - и он снова жадно прижал губы к влажной шее, впадая в сосредоточенные исследования чужих реакций, надолго остановившись только, чтобы натереть в кулаке крепкий клоунский член прямо через тонкую ткань белья; склонился, блуждая губами по твердой, покрытой испариной груди, приласкал ключицы, бедра, старое пулевое ранение.
Джокер крупно задрожал, сотрясая полумрак библиотеки.
Сатанея от надоедливой слюны, заливающий его подбородок, он повернулся спиной, дрожа от неловкости, и Брюс прижал его к себе, облизнул губы; не соображая, что делает и как, избавился от преграды ткани.