- Вставай на колени, и открой ротик, Брю-юс, мм, - мечтательно проурчал Джокер, шумно вдыхая воздух, борясь только с невыносимый головной болью: ровно через четыре секунды… - Развлеки меня. Одолжить свои чулочки, мм? О, кто-то тут заслужил показательную порку, ты так не думаешь?
Момент был выбран с иезуитским коварством, и это ожидаемо разозлило и без того надломленного чем-то неясным врага еще больше.
- Просто скажи, чего ты добивался? - надменно взвыл снова зрячий Брюс, но лишенный иного обзора, и ослепляющая ярость окончательно потопила его: этого промедления на вскрик, означающий многое (смертельно раненое самолюбие, сомнения в объективной реальности, в собственной состоятельности) хватило, чтобы враг со стеклобоем добрался до его коленей, отсчитав ровно до четырех.
- Я говорил тебе… Не моя… вина, что ты… невнимателен.
И, словно фантастический наладчик наоборот, Джокер привычным жестом лишил жертву мобильности, кривясь от омерзения.
Хруст был, может, и внушителен, но весомей была полная невозможность соответствовать эталону прямоходящего: Брюс Уэйн пал ниц перед преступником.
Рухнул на пол, искореженный болью, гневом и печалью. Последнее было хуже всего - полупечаль-полуобида, самое жалкое состояние. Несчастные суставы подогнулись, на плечи надавила голая вражеская ступня, и он опустился на живот, уткнулся лицом в натертый заботливыми старческими руками паркет.
Побелел от унижения.
- Хочешь знать, почему я никогда не проводил против тебя этот прием? Не-не, это скучно. Скука. Давай лучше обсудим твое чувство юмора, точнее, его отсутствие, - самодовольно поддал жару чертов предатель, усаживаясь перед поверженным героем на корточки, совершенно неосторожно, а потому глумливо. - Вот… например, теперь я говорю тебе: чем больше в тебе чистоты, тем большее можно запачкать. Ты бы сказал мне что-нибудь вроде “Классические речи опереточного злодея, Дже-ей, как банально”, и мы бы могли так, слово за слово…
Брюс, конечно, ничего такого не сказал, только взвыл и дернулся, излучая настолько лютую ауру разрушения, что последние крохи самообладания покинули Джокера, и тот поспешил усесться на геройскую спину, малодушно отдаляя собственное падение.
- Какая экспрессия, Бэт-мен, - восхитился он, беззаботно посмеиваясь. - Гвоздь программы. Я ждал этого, знаешь? С того момента, как ты хлебал из меня в том отеле в Милуоки. Когда воспользовался мной. Печальное зрелище. Я даже поверил, ты так хорошо скрывался, но понимаешь, какая штука: ты такой же, как они. Это сводит… сводит меня с ума.
- Ты просто безмозглая шлюшка, Джокер! - прорычал Брюс. - Тебе все это нравилось.
Уши вдруг заложило, зашипело отчаяние, и какое-то время он слышал только неровное движение своей крови.
- О, да, мне нравилось. Мне нравится, Брю-юс, - засмеялся отвратительный шутник, паскудно кривляясь и паясничая, и оцепенение геройского тела рассеялось. - Я прямо не поверил в свою удачу. И говорить начистоту та-ак весело. Вот и я говорю начистоту, верно? Но ты не можешь меня понять. Никто не может.
- И что же ты хочешь сказать начистоту, Джокер? - почти детские речи придурка немного успокоили Брюса, но в полной мере это было невозможно - пока он оставался рядом, пока он сам оставался в таком положении.
- Я-а? Я имею право хранить молчание. Что случилось на самом деле, Брюс? Наш герой мучается от невозможности быть обычным, верно? - захихикал цирковой ублюдок, шумно хлюпая слюной и кровью из своего отвратительного рта. - Но это ничего, ты особенный. Был особенным. Но наивным. Пустил змею к себе под бочок так просто, мм… И теперь. Теперь. Боишься смерти, глупец?
- Нет, - прошипел правду Брюс, пытаясь только не дать дрожи гнева сотрясать его: вдруг враг подумает, что это страх или боль?
Эти жалкие мысли разозлили его еще больше .
- Тихо-тихо… Конечно, ты боишься, - неверно прочитал по напряженной спине Джокер, издевательски и нервно поглаживая жертву по волосам. - Моя глупая, слабая, дрожащая мышка.
Темно щурясь, он все же вздрогнул, потому что Бэтмен поднимался, несмотря на угрозу - никакого страха?
Это его так поразило, что он застыл, заполучил на каждое плечо еще по паре тонн призрачной тяжести - теперь, когда он осмелился на откровенность, его наконец вышвыривали. Потому что он чудовище? Что стоит одна шлюха? Ничего.
- Брю-юс? Как вы это определяете? Навсегда теперь мертв? - торопливо зашептал потерянный злодей, прикладывая ножевое лезвие привычным жестом у сонной артерии - чтобы наверняка - умело нащупывая еще одну Крысу левой рукой. - Все уже выбрано? Никакой свободы?
- Ты хотел хранить молчание, уродец, - через силу прошипел игнорирующий реальную ножевую угрозу Брюс, продолжая свой подъем на недостижимый пока Эверест минимального самоуважения.
Джокер сглотнул, с досадой ощущая, как в глубинах мозга развернул свои черные змеиные кольца самый жуткий монстр: страх боли не-существования, клеймо слабости, заставляющий его грызть и нападать, лаять и истекать пеной.
Еще вчера это стоило бы волевого усилия - таиться было так важно, а страх никак не складывался…