Позволил так много - пронзать… Неужели это такая малость? Ничего не стоит? Все судить по себе, забыв обо всем, глупый мальчишка, потерявший голову.
Как же он одинок, что суррогат от Джокера казался спасением?
Все казалось иным: сумрак, неяркие краски, крепкие объятья, неясные линии. Подставленное плечо, открытое горло, незащищенная спина.
Каждое касание - обещание, но как было проверить их?
Намерения Джокера. Та одержимость, в которой он признался. Может, его тоже уносит течение - скорее, бурная горная река - а, может, он только и ждал, когда предательство станет ему интересно.
Его затошнило, когда он подошел к гостевой спальне. Кинуться с обрыва под его злой хохот. Все потерять, склонившись перед ним, а ведь этот человек из тех, кто снимет с себя кожу, если это покажется ему забавным.
Но он дал его телу новую жизнь, когда прежняя истекла через щели отцовского кабинета…
Не успев поймать себя, Брюс представил себе, как его пускают по кругу в больнице - позвонки, хрупкая тонкая кость, кровь врагов, глубокие следы от укусов на белых плечах, влажные шлепки о его тощую задницу - и его замутило сильнее.
Призраки иных совокуплений: как он вцепляется Крейну в волосы, кусает его за шею, хрустят кости, брызжет слюна.
Он вошел в ту самую комнату, не собираясь успокаиваться, не то что стучать в дверь.
Увидел белое, озолоченное утром бедро, исчезающую под тканью нижнего белья розовую пулевую рану: Джокер одевался.
Брюс прошел мимо и молча лег на его кровать.
- Ух ты, как надменно, Бетси, - осторожно поприветствовал его отвратительный псих, чуя неладное. - И тебе привет.
Пожалуй, настало время снова поддаться агрессивной похоти: почему бы и нет? Раздавить его белое тело. Разорвать. И только потом получить ответ.
- Что-то изменилось, - снова подал голос жалкий клоун и выпрямился, сжимая в кулаке ткань своих брюк. - Очень сильно изменилось. Это ненависть? Презрение? Ты ненавидишь меня? Но прежде ты никогда…
- О, всегда начеку. Такой чуткий. Ну, ты же все понимаешь, - равнодушно перебил его Брюс, и обнаружил, что голос ему не дается.
Он подавил улыбку, не желая, чтобы Джокер что-то еще о нем понял.
- Что за пантомима, Б…Бэтмен? - притаился предатель, гордо вскидываясь.
- О, заткнись. Иди лучше сюда, раздвинь для меня ножки.
Брюс похлопал по покрывалу рядом с собой, с наслаждением наблюдая синильную бледность, покрывающую лицо и шею Джокера.
Самое больное место, в этом он был уверен. И неважно, что обоюдоострое…
Откинулся на подушку, чувствуя запах ветивера и нагретую его телом ткань. Не хотел возиться в грязи? Начал кропотливую чистку, но отложил свой мясницкий тесак и сел подождать его в библиотеке. Как мило. На что он рассчитывал?
- Пиздец, - уверенно описал ситуацию Джокер, и поспешил одеть брюки.
- Почему ты одеваешься? Больше не хочешь?
В пораженную паузу отлично уместилось смачивание пересохшего горла обвинителя.
- Ну так что, Дже-ек?
- Не произноси это имя таким тоном, Бэтмен, - прошипел Джокер, отступая, сотрясаясь от ярости и новой, особо сильной головной боли, с трудом просовывая руки в рукава рубашки.
И попятился к выходу, надеясь выиграть время на анализ ситуации. Нервные, трусливые руки сражались с пуговицами в обратном порядке не-обнажения.
Брюс скрипнул зубами, легко настигая лживое мясо у двери.
- Ну уж нет, подожди, - ласково прошептал он и схватил предателя - цветное плечо, под тонкой тканью отмеченное сведенной татуировкой, тяжелое дыхание, издевательское тавро улыбки.
Ноги оторвались от пола, мелькнули белые лодыжки, длинные, узкие, костлявые ступни. Это самое ужасное зрелище в его жизни… Но он был виновен.
Когда он сжал руки - он тоже должен принести жертву его гордости - захрустели кости. Джокер издал какой-то странный звук, который превратился скорее всего в рык боли и гнева: разобрать было невозможно.
Брюс почувствовал себя всемогущим.
- Вставай на колени, Джек, и открой ротик. Тебя же правда так зовут? Или это тоже просто шутка? Это не твое имя, верно?
- Паспорт… надо было… раньше проверять… - просипел Джокер, ухваченный прочно и плотно.
- Это имя. Не твое? - поднажал Брюс, следуя за неожиданной, совершенно несвоевременной для реальной беды, догадкой.
Ответ, который он получил, довел его до исступления, и был обречен запомниться ему куда лучше, чем волшебные стекляшки детства, о которых он грезил совсем недавно.
- Ну-у… Дж…ек… Нэ…пьер… - весело заболтался в его руках монстр, почти умудряясь вырваться. - Никто не так меня не называл. Кроме тебя.
- О, какая откровенность! - зашипел Брюс, удерживая неожиданно сильного даже для себя психа, не следующего в иных, кроме вербальных, проявлениях плавности и легкости.
Придурок продолжил сопротивляться, и тогда он схватил его за шею, прямо по свежему следу от удавки, хладнокровно подавляя сопротивление, сжимая пальцы почти спокойно - насколько было возможно в непрекращающемся приступе белой ярости, накрывшем его разум - закатились темные глаза, быстро двигающиеся под закрытыми веками, слюна текла по подбородку прямо на его руки.
Раздвинулись шрамы: Джокер улыбался.