Верно, здесь он несостоятелен. Жалок и беспомощен, и единственный человек, принимавший его как мог таким, каким он был на самом деле - благородным глупцом, незадачливым рыцарем с широкими жестами, которому, потворствуя самоприятной галантности, некого было укрывать своим плащом; жестоким, огрубелым, с хреновым чувством юмора, противоречивым одиночкой, стремящимся соединиться с людьми, маньяком контроля, неисправимым эгоистом в превосходной степени, занудой, угрюмым и стыдно подраненным в самую сердцевину - был отныне капитально разочарован в нем, и теперь уже навсегда.
Ему стало слишком, слишком горько - он не заслужил его презрения, хотя все те увещевания, что он выкатывал из своего непослушного рта, тоже не были достойным способом успокоить гнев Джокера.
Но в его голове хитрые эллиотовы медикаменты осуществляли постылую хирургическую операцию долотом и зубилами, и сосредотачиваться стало совершенно невозможно, и он уронил голову на грудь, щурясь от невыносимого предчувствия поражения - будто таймер отсчитывал секунды до взрыва, будто оборвался металлизированный трос, на который он уверенно рассчитывал, и он становится в этот момент позорным виновником чьей-то смерти.
- Мне жаль, - тяжело процедил он, туго прижимая язык у небу. - Джек, мне очень жаль. Ненавижу тебя за то, что мне приходится говорить это, но я правда сожалею, потому что знаю, каково это должно быть… другим людям, не таким, как мы, ты или я. Прости меня.
- Что ты ему дал? - прорычал Джокер, не обращая более взгляда в угол с новым предателем - так, словно тот и правда был уже мертв.
Эллиот изобразил задумчивость.
- Дигоксин, Дже-ек, - уверенно ответил он наконец, сжимая свободной рукой его щеки. - Ой, или это был норэпинефрин? Я запамятовал. Эй, Бри. Стучит ли твое сердце слишком быстро, рискуя не справиться с нагрузками - или, напротив, двигается все медленнее? Подскажи нам, не томи, тебе лучше знать.
- Эти внутривенные! - прошипел как никогда лаконичный Джокер. - Не загоняй мне, хуйло.
Эллиот, так и нависающий над ним в перевернутом мире, рассмеялся и грубо облапал его лобок, поднимаясь указательным пальцем по бледной дорожке волос, проложенной природой до впадины пупка: знал, что Бэтмен теперь не только смотрит внимательно, но и ловит каждый его взмах.
- Уверен? - проворковал он в своей громоподобной манере. - Тоже оперировал… заточкой? Ой, да ладно, Джок, мы оба знаем, что ты не разбираешься. Для этого у тебя есть твой анальный ирландец.
Брюс попытался скривиться, но обнаружил, что лицевые мышцы свело судорогой - просто эффект плацебо, никакие медикаменты не способны так быстро действовать.
Знать бы только слова, способные помочь выразить мысли - такие особенные, ровно как магическая мантра, таинственное заклинание - но он был нем, его гортань сплавилась, он не знал языка.
Эллиот проделал пас в воздухе зажатым в руке пистолетом, должный подчеркнуть незначительность этого обсуждения.
- Я мог и перепутать, - равнодушно пожал он плечами. - Что-то безусловное тоже может быть только своей имитацией… А если говорить о нематериальных ценностях… Когда ты скажешь ему, убийца? - вкрадчиво спросил он, таинственно застывая на месте. - Когда ты скажешь ему о Джокере?
Джокер повел плечом, пытаясь избавиться от океана слюны, заливающей его рот, и будто даже и не заметил вопроса.
Между губ захватчика мелькнул темно-красный, подраспухший язык - плотоядное чудовище, хитростью влезшее в черную кожу героя, но не выдерживающее маску суровости должным образом.
- Это секрет? - напряженно поинтересовался он, выводя незримые узоры от клоунского виска до правого шрама с помощью самой страшной, холодной ненависти и черного ствола Глока. - Это важная для тебя тайна? Скажи, мне хочется знать.
Он не стал торопиться, и только смотрел вниз, на стертый грим ужасного лица.
- О, это не секрет, - неожиданно покладисто ответил Джокер, мстительно раздувая ноздри, будто понял, о чем вообще идет речь. - Никакая это не важная тайна. Просто до этого ничего не было.
Не-Бэтмен кивнул, уложил пальцы на его шею.
- После этого ничего не было, - вопреки жестам свирепо возразил он, сжимая в ладони чужое дыхание. - Однажды в городе объявился некто…
Джокер приоткрыл глаза, задрал подбородок, чтобы взглянуть на него снизу - хотел увидеть лицо, но смог опознать только черную бэт-маску, значимую и незначительную одновременно.
- Этот человек вернулся в город? - хрипло, даже как-то похотливо вопросил он, приподнимая свои острые, костяные плечи - его пушистая грудь приподнялась, и Брюс смог рассмотреть ее четче: как она часто двигалась, как была тяжела, как нестандартно прямолинейно отвердели его соски… Он почувствовал, что теряет контроль и в области неизъяснимого - будто кто-то украл у него ключи от чего-то, вроде секретной комнаты, слишком далеко запрятанной, чтобы можно было заняться подбором отмычек - и тогда зарычал, погребенный под небывалым прежде обвалом ревности: к черту контроль, он потерял его внимание.
Его наказали, исключили из реальности: для Джокера он больше не существовал.