- Джокер! - требовательно рыкнул он, но с усилием заткнулся, испугавшись потери достоинства: получилось уныло просяще - он не узнал даже своего голоса.
Ничего особенного - но эффект производит взрывной: он вплотную приблизился к тому, о чем они говорили когда-то в библиотеке, отчаявшиеся, ослабоумевшие от растерянности, похоти и ненависти - к концепции двойника. Ну разумеется… Джокер, который не узнает Бэтмена, будто под кевларом может быть кто угодно - не важно, кто - и это жуткое ощущение собственного растворения между плоскостями не забыть никогда.
Но было кое-что похуже: он сам был в этом виноват… Прежде он думал, что совесть была ему именем, теперь же ясно видел, что только вина наполняла его всегда, стала его проклятьем - и куда раньше, чем громкий выстрел разнес к чертям собачьим жизнь его матери, уничтожил его отца - ужасное, ужасное чувство.
Сердце примерзло к хребту, еле двигалось, сдирая свою нежную кожицу о нещадное чувство вины, накрывшее его от благого предательства. Жуткая боль, самая мучительная: случайно раздавил в руке птенчика, толкнул старика, отвернулся от того, кого мог защитить, стал причиной чужих бед - какой удар по мужественности, какое щемящее одиночество…
- Пожалуй, тебе стоит еще немного поумолять меня, Бри, - безынициативно подал голос Эллиот - так, будто его отвлекали от важных дел со всякой ерундой: наклонившись, он ласкал оружейным стволом побагровевший от ушибов клоунский живот.
- Клянусь, я убью тебя, Томас Эллиот, - прошептал Брюс, и взглянул в своего последнего врага так, что тот обернулся на него, хотя смотреть не хотел. - Не важно как. Не важно когда. Я выпотрошу тебя, сука, и повешу сушиться. Отойди от него. Отойди, смотри только на меня!
Практически достигший края делирия Джокер взвизгнул, взорвался странным смехом, не давая ему продолжить: не мог удержать болезнь в ее темнице.
Он сотрясал врага, сотрясал строгие механизмы оружейного спуска, не испытывая страха.
- Не будем обращать внимания на того сдавшегося слабака, Джок. Не будем? Хорошо, что ты со мной согласен. Нет, - бодро возобновил свою мутную историю Эллиот, следуя за этим безумным звуком, - не вернулся, а прибыл. Этот человек… это был не я. Однажды… посмотрим… вечером, может, даже днем, он ступил на отлично освещенный осенним солнцем готэмский асфальт. Он должен был воспользоваться поездом или автобусом, поскольку авиаперелеты - разумеется - ему были недоступны. Мехико-Готэм, сухие травы, ленты дорог, долгие ночи в мотелях…
- Не говори херни, - ласково улыбнулся Джокер. - Умник. Экспрессом. От Наукалпана до Готэма, тридцать часов без пересадок не хочешь? Тридцать сраных часов, изнывая от нетерпения.
- Этот человек легок на подъем, - подхватил Эллиот, массируя его плечо. - Решил и готово. Осталось только вычесать из волос Мексику, всех ее жуков, песок и колючки, и вот его дешевые ботинки топчут мой город, да, Джокер? Он должен был быть одет неброско, в коричневое или, скорее, в серое… Невзрачный. Этот человек был невзрачным.
- Его это более чем устраивало, - фыркнул Джокер. - Он тогда получил красную карточку за три ошибки, и вылетел из самых интересных конкурсов властей. Так что, если бы у него было даже три комплекта яиц, они все были под угрозой из-за негласной практики химической кастрации особенно отличившихся агрессоров. Забавно, кстати, что Уэйн Фондейшн, учрежденный для поддержки жертв преступлений, непроизвольно защищал его от этого сомнительного удовольствия целых два года… Главного производителя бед! И стал бы защищать дальше. Гуманизм, Томми, это тебе не коровья лепешка, мм. Удивительная ирония… Ну и… Верно. Этот мужик приехал, и после этого ничего не было. Его не было.
- Да, этот день был последним, - печально согласился Эллиот. - Нормальные люди сказали бы - “не было его прежнего”, но мы не такие, да? Мы с тобой не пошли бы таким простым путем, Джок. Он должен был подготовиться, принарядиться: его неказистая одежда уже не подходила, ведь он искал особенного внимания. Такого, какое трудно получить, если ты простой оборванец. Как там говорят у вас, мисфит, верно? Плохо сидящий пиджак, неправильная речь, хреновая осанка. Он взял себе имя или получил от кого-то?
Томно вздрагивающий Джокер, будто по какому-то загадочному правилу обязанный ответить ему, пожевал щеки, и перевел взгляд - туда, где в углу застыл побелевший герой.