Неудачная шутка (СИ)

И он так сожалел. Мог быть рядом. Защитить его. Если бы выстрелили в него, это было бы даже приятно. Синяк, кровоизлияние, даже серьезное повреждение - но он бы мог снова…

Сказать ему что-нибудь резкое… Увидеть его злобный оскал. Можно было бы смотреть в его спину, почувствовать его горький травяной одеколон…

Горло снова сдавило, на грудь легла тяжесть. Он знал, что это: могильная плита. А ведь он не имеет права даже на его тело, на горстку его праха, на ужасное прикосновение к шершавому, безжизненному камню. На горе.

Эта смерть отличалась от других, а может он просто забыл…

- Мастер Брюс, вы должны поспать, - раздался за спиной голос Альфреда, явившего вместе с открытой задней дверью полоску яркого электрического света.

И, конечно, это сразу же напомнило ему детство, когда он сбегал ночью в сад, а старик приходил его искать с фонарем и, вопреки обыкновению, эти воспоминания теперь не причинили ему обычной боли.

- Сейчас.

- Вы должны…

- Я знаю.

Он прошел через коридор, мимо зеркал, которые отразили его кожу посеревшей.

Остановился, уставился на ее странный цвет. Отогнул воротник, рассматривая место, где был засос, который, хоть и появился нежданно, но ожидаемо истаял, подчиняясь жизни, текущей в его теле.

Этот исчезнувший след от его рта показался Брюсу таинственным клеймом, загадочным, словно круги на полях: что это? Откуда? Развлекается какой-то шутник, или фанатик подкрепляет веру собратьев? Это было обычное дело, ничего особенного?

Мог ли он верить даже тому, чему был свидетелем?

Иметь доказательства его существования - но ничего не удержать в руках.

Влажный след от его языка, прикосновения, обжигающие, но невесомые.

Не смог схватить его тень, поймать дыхание, законсервировать запах грима и крови от его извечно сальных волос.

Вмятину от его плеча на простыне, так поразившую его однажды, когда он увидел остывающую неубранную постель.

Не мог обладать единоличным правом на его взгляды - о, он ничего не мог, ничего не было ему подвластно.

“Ничего не существует”, как это было верно…

Он тяжело - несмотря на силу, наливающую его - больную, ядовитую силу - прошел дальше. Эту силу нельзя было признавать, тем более использовать. Назвать прямо.

Вошел в свой кабинет, где хранились его, не способные так же послужить убедительными доказательствами, фетишистские сокровища: кэндлвудский окровавленный платок, цветной джокер с невидимыми цифрами на рубашке, забытый навсегда сизый галстук с рисунком из тонких черных пчелиных сот, привычная складная “Крыса”.

Откинулся в кресле, благодарный только за истину: “Никогда не знаешь, когда тебе выпустят кишки”.

Если бы он, Брюс Томас Уэйн, мог быть тем, к кому можно вернуться…

Нет смысла теперь думать об этом.

Он мертв. Все кончено.

========== Глава 37. ==========

Он долго выбирал между визитом в виде Уэйна и в виде Бэтмена, не собираясь ложиться спать - хотя бы до кремации.

Разумеется, он отрубался несколько раз за эту неделю.

В результате одел костюм, ведь Джека всегда интересовал только Бэтмен.

Пришлось побриться. Сделал он это с пугающей неохотой, зачем-то раздеваясь донага и с отвращением рассматривая в зеркалах свое презренное тело.

Ровно в семь утра он был там.

Его надежды на одиночество не оправдались, и кладбище оказалось наполнено толпами людей. Они вели себя очень агрессивно и он предпочел не думать, что они радуются именно его смерти.

Он мертв.

Толпа ликовала, Альфред был прав. Это было так по-детски…

Брюс решил, что прикроет хотя бы пару газет, раз они производят такие бурления. А ведь он предупреждал: журналисты само зло.

Боже, это был просто человек с маниакальным синдромом. Уродливый, тонущий в волнах безумия. Подлый, не соображающий, что творит. Угроза всему живому. Неадекватный. Жалкий.

Да он почти одержим Джокером. Господи, это же почти болезнь…

И, конечно, он не смог долго скрываться на залитой золотым утренним светом открытой области.

Его заметили, хлынули крики, в него прилетело что-то - стеклянное, тяжелое - но он не совсем отреагировал, просто…

Кто-то хотел его тронуть - там, за пределами видимости, но Брюс оцепенел.

- Отойдите, отойдите, - раздался совсем близко голос старого доброго Гордона и он позволил себя увести.

- Урод!

- Сдохни! - В спину ему раздавалось из осмелевшей толпы - ничего нового, только про смерть хотя бы не сегодня…

- Что ты тут устроил?! На северной башне… Солгала, солгала.. Что ты тут устроил?! На северной башне… - Голос, кричащий и кричащий это, срывался от истерики.

Бэтмен резко развернулся и увидел, как на земле в припадке бьется пожилая женщина.

Это было очень странно, к тому же веки у нее посинели: похоже на отравление.

- Она солгала, солгала, солгала, солгала…

- Что вы стоите? Окажите помощь, мать вашу! - Гордон отпустил его плечо. - Сержант, вашу мать, отомрите уже, боже. Чертов город, я же предупреждал!

Брюс поспешил испариться, каменея под броней от отвращения и ярости: это все бессмысленно, безнадежно, абсолютно неуместно.

“Что ты тут устроил?! Северная башня”.

Это все крутилось, крутилось у него в голове. Грудь, все еще сдавленная каким-то космическим отчаяньем, болела.