— Я по поводу квартиры, — говорит женщина. — Мне с ребенком негде жить. У нас отец стоял в очереди на квартиру, как ликвидатор аварии в Чернобыле. А потом его посадили. А когда освободился, ему говорят, что очередь прошла, когда он был в тюрьме. И квартиру не дают. Мы квартиру снимали. А теперь муж от меня ушел. И нам с ребенком вообще жить негде.
— Простите за нескромный вопрос, — говорит Натисков. — Вы работаете?
— Я в декрете. А жить мы, наверно, на алименты будем.
— А муж ваш, я извиняюсь, что?
— А муж начал пить, колоться, — возмущенно отвечает женщина. — Зачем мне такой муж?
— Понятно. Про мужа забудьте.
Натисков поворачивается к компьютеру. Через несколько секунд начинает гудеть принтер.
— В общем, мой вам совет, как старого бюрократа, — говорит Натисков, протягивая женщине листок. — Изложите проблему максимально подробно на листе бумаги, и через отдел по работе с населением направьте на главу. Поверьте, так будет гораздо быстрее и надежнее.
Женщина берет листок, прощается, выходит. Как-то мне неловко, не зависимо от того, что жилья у муниципалитета и вправду нет. Конечно, она сама виновата, что стала жить с судимым, алкоголиком и наркоманом, родила от него ребенка. Но сейчас-то об этом поздно говорить. А помочь мы не можем. Максимум, как и говорил Натисков, комната к казенной общаге…
Смотрю на часы. На сегодня прием окончен. Можно расслабиться. Поднимаюсь к себе, по пути здороваясь со всеми. Я культурен и вежлив. На встречу безобразно толстая тетка. С ее чрезмерной полнотой может соперничать только уровень наглости. Но я, проходя, вежливо говорю:
— Здравствуйте, Тамара Евгеньевна!
— Здравствуй, Вова! — отвечает она, при этом скорчив такую недовольную рожу, словно неожиданно наступали на дерьмо. Она начальник управления, и я для нее, по сути, этим самым дерьмом и являюсь. Но оба мы работаем в администрации, и поэтому сопричастны общему статусу.
Это специфическая прослойка общества, некая каста, принадлежность которой очень существенна. Но, в отличие от касты, из этой прослойки можно вылететь, причем достаточно просто, оступившись всего раз. Поэтому все «наши» изо дня в день стараются держаться, интриговать всеми силами, чтобы не потонуть. Все пять этажей, сонная контора, таковой является лишь внешне. Внутри даже частичная принадлежность к группе дает человеку напряжение, что особенно остро чувствуется в этих стенах. Мы все заряжены. И внутреннее напряжение делает работу в администрации изматывающей.
Посмотрите со стороны. Здесь нет веселых людей, простых разговоров. Только молоденькие девушки, что занимают небольшие должности, еще как-то цветут. Во всем остальном — застой. Нежелание перемен, боязнь выпасть из обоймы. Боязнь даже выстрелить, так как придется лететь прочь из тепла в неизвестность.
Клубок друзей, террариум сотрудников. Мы все — хорошие люди. Мы мило общаемся, помогаем друг другу, переживаем и сочувствуем. Но только до тех пор, пока не встает главный вопрос — кому остаться? Тогда каждый бьется за себя. Слишком уж большие привилегии.
Я сижу за столом, что-то рисую в ежедневнике. Надо подняться до бухгалтерии, затем в планово-экономическое управление. Но отчаянно не хочется. Корчиться, пытаться быть не собой. Здесь до того привыкли к маскам, что не снимают даже по возвращению домой. И моя постепенно врастает в лицо, каждый раз отходит все с большей болью. Не хочу…
Работать в администрации — это статус. Даже на небольшой должности. А уж на ведущей, как я, очень неплохо. Говорят, мне повезло. Когда предложили место, все универские завидовали, и еще долго посматривали с плохо скрываемой злобой. Только они не знают, что везение — понятие относительное.
Здесь я никто. Или практически никто. Придаток Лаптя. Причем, неразвитый, возможно даже рудиментарный. Занимаюсь мелкими поручениями, составлением писем, таблиц, отчетов. Еще принимаю участие в совещаниях, озадачиваю подразделения. Вынь меня из процесса — ничего не случиться. Секретарь спокойно может делать всю ту же работу.
Но Лаптю я зачем-то нужен. Может быть, чтобы на моем фоне выглядеть этаким героем. Что, хоть ему и очень скоро и полтинник, но еще о-го-го, любому молодому фору даст, ведь легко уделывает меня, умного и амбициозного. Да, так и есть, скорее всего. Иначе, зачем давать мне работу, постоянно выслушивать мое недовольство. Бонусы покрывают все неудобства.
В итоге чиновники во власти — подобные Лаптю и мне. Или напрягаются, все силы сжигая в работе, либо ничего не делают, формально выполняя формальные поручения.
Я оказался в системе, и скоро понял, что ее не изменить. Слишком громоздка, тверда, закостенела. Здесь даже на электронный документооборот перейдут, наверно, только к концу столетия. Это как замкнутый круг, змей, что кусает себя за хвост. Во власти все еще люди, что занимали посты в коммунистической иерархии. Сейчас они на самом верху. Тогдашняя молодежь теперь стала стара и уважаема, диктует нормы управления. А перестроились не все, далеко не все. Хорошо это, или плохо? Закономерно.