Неудачник

Уже вечер, в кабинете горит свет. Несколько люстр под высоким потолком. В их свете я вижу, что кабинет изменился. От порядка ничего не осталось. Освобождены все шкафы, ящики в столе. Книги, сувениры, вещи кучей лежать на большом столе для совещаний. Рядом — открытый чемодан. Еще один, с колесиками и длинной раскладывающейся ручной для удобства перемещения, стоит рядом с Другиным.

— Что случилось, Вадим Игнатьевич? — спрашиваю я.

— А что случилось? — переспрашивает Другин.

— Ну, зачем чемоданы, вы куда-то собираетесь?

— Да, — просто отвечает Другин. — Я уезжаю.

Мне вдруг становится плохо. Другин уезжает! Именно сейчас!

— Что-то случилось? — спрашиваю я, пытаясь сдержаться.

— Многое случилось, Володя. Изменилась ситуация полностью. Теперь я вынужден уехать. Работать буду так же в университете, но в другом, и жить — на новом месте.

— Но ведь мы же…

— Какое-то время я был рядом, помогал, — прерывает Другин. — Но обстоятельства изменились. Жизнь, Вова, вносит коррективы. Теперь ты будешь действовать самостоятельно. Надеюсь, я тебя чему-то научил.

— А как же универ? На кого вы его оставляете?

Другин садится напротив, говорит:

— Коллективу я сообщу завтра. Основные уже знают. Директором будет Алексей Иванович Тихий. Его кандидатура уже согласована с ректором.

— А что за Тихий?

Другин встает, ставит чайник.

— Завтра ты с ним познакомишься. Нормальный мужик. Закончил МГУ, всю жизнь проработал в системе закупок. Бизнес знает не понаслышке. У него связи, Володя, что поможет в борьбе с Надеждой.

— А по характеру как? Не под стать вам?

Другин выдерживает паузу, потом говорит:

— Каждый индивидуален. И Тихий тоже. Человек он хороший, правда, не без особенностей. Впрочем, как и все мы. Думаю, вы с ним сработаетесь. Он тоже когда-то преподавал, систему эту знает. Ты ему помогай, как мне.

Вот так все исчезает: команда, целеустремленность, нужные дела. Уходит один человек, и уже нет желания что-то делать. Да, и кто даст?

— Нет, Вадим Игнатьевич, придется мне отсюда уйти, — говорю я.

— Почему?

— Каким бы не был Тихий, он сразу в систему не вникнет. А за это время Воблина меня съест. Так что недолго мне осталось.

— Ты не волнуйся так, Володя, это я беру на себя. Я Тихого уже предупредил, так что он всецело на твоей стороне.

— Что-то не вериться…

— А зря! Это надежный человек. Да и я еще веса здесь не потерял. Теперь буду курировать филиал. Так что работай спокойно. Никто тебя не тронет.

Меня охватывает тоска. Хочется выйти в ночь, и выть на луну. А лучше уехать. Все бросить, и уехать. Убежать на край света, начать жизнь заново. Чтобы под завесой незнания осталась прошлая, уже отмершая личность. Только тогда, наверно, нужно уйти от людей, стать отшельником. А я слишком вплавлен в общество, так не смогу.

Держит только Кира. Поэтому я спокоен. Все внутренние метания прерываются, стоит лишь вызвать в памяти ее образ. Печально, но как-то по-доброму печально. Как укол обезболивающего.

— Плохо, что вы уезжаете… — печально говорю я, мысленно смирившись.

— Почему печально?

— Как мы теперь?

— Все очень просто, Вова. Жизнь нас проверяет. Каждый день. Делает сильнее, закаленнее. Вот тебе такая проверка. Шанс подняться выше. К этому не стоит относиться как к потере. Это шанс для развития.

Другин выдерживает паузу, продолжает:

— К тому же я просто переезжаю в другой город. У меня есть телефон, интернет. Можно спокойно продолжать общаться.

— Это уже не то. Хочется живого общения, не механического.

— И тем не менее…

— Что тем не менее? Да, будет трудно, но ты справишься.

— С вами я был собой. Можно было раскрыться, ничего не опасаться. А теперь опять притворство. Жесткая игра на выживание.

— Я не знаю, для кого ты пытаешься казаться определенным образом? — спрашивает Другин. — Это все тщетно, отнимает много энергии, и ни к чему не ведет. Запомни простую вещь: ты пришел в этот мир в одиночестве, один его и покинешь. Скажу больше: основную часть жизни ты пройдешь один. Все окружающие — лишь тени, отражения твоего же подсознания, восприятия мира. Так зачем, спрашивается? Зачем подстраиваться, когда им нет дела до тебя, как и наоборот.

— Это значит, всегда носить маску?

— Никогда не надо показывать себя настоящим, — говорит Другин, улыбаясь.

— То есть, как актер на сцене? Постоянно в образе?

— Конечно. Всегда ведь очень важно, чтобы у тебя была в запасе возможность, пространство для маневра. Я знаю, что надо делать. Зачем говорить слово нет, когда можно сказать да, и не делать?

— Тут у вас есть, конечно, сноровка. А я прямолинейный: пру, как паровоз. Не принимаю в расчет препятствий и особенностей ландшафта.

— Вот я тебе постоянно пытаюсь объяснить, что я тоже был горячий. Сейчас мал мало остыл. А в свое время мне начальник производства, которого я очень уважаю, говорил, что вот, перед тобой вырой канаву, ты идешь по дороге — ты в нее упадешь. Я стал задумываться. Да, действительно, в некоторых вещах — ну, как баран!

— Это вы о прямолинейности?