Неудобные женщины. История феминизма в 11 конфликтах

Самым страшным опытом были попытки меня бойкотировать. Любой контакт со мной делал феминистку нерукопожатной. Когда Дж. К. Роулинг подписалась на меня в Твиттере, кто-то сказал ей, что этот враждебный акт навсегда испортил для него «Гарри Поттера». «Я ненавижу тебя, Хелен Льюис, – написали в одном блоге. – Ты кусок дерьма. Я ненавижу тебя».

Само мое существование и успешность выглядели провокацией. Я занимала место, на котором могла бы оказаться другая, более достойная женщина. Статья в Daily Dot, осуждающая то, что я вступилась за Кейтлин Моран (отпустившую плохо продуманное замечание о телесериале Girls), отмечает, что я «белая, гетеросексуальная, цисгендерная женщина, вершина интерсекциональной пищевой цепочки феминизма»[77].

Это было, по выражению Джо Фриман, «убийством персонажа». Любая разумная – и заслуженная – критика тонула в море зависти, мстительности и обид. Я далеко не безупречна: я начала ненавидеть моих новообретенных врагов. Я не была к ним добра. Я позволила чувствам омрачить мои профессиональные суждения и защищала свои тексты и тексты моих друзей по правилам партизанской войны, а не по существу. Страсти улеглись, только когда я заблокировала всех причастных и перестала отвечать на критику. Тем не менее жду скриншотов этих строк, которые станут циркулировать по социальным сетям, доказывая, какое я дерьмо. Привет всем!

Эта травля не оттолкнула меня от феминизма – и уж точно не заставила прыгнуть в объятия движения за права мужчин. Но я понимаю, что такое возможно. А впрочем, удивительно не то, что в феминизме столько противоречий. Удивительно, что нас это удивляет. Когда человечество (с мужчинами во главе) спорит о распределении ограниченных ресурсов, наблюдает конфликты сильных личностей, выдвигает различные интерпретации священных истин, оно часто прибегает к бесчестным средствам борьбы. На этом фоне несколько злобных постов в блоге, пожалуй, не так уж и страшны.

* * *

Но Эрин Пицци перестала быть феминисткой не потому, что невзлюбила других феминисток. У них были фундаментальные политические разногласия: она считала, что женское движение рассматривает мужчин как врагов, что способности самих женщин к насилию недооценены и что некоторые женщины терпят избиения партнеров, потому что им это нравится. С такой грубой прямотой она предпочитает говорить о пристрастии к насилию и дисфункциональных отношениях, где обе стороны остаются в этом порочном круге. Но, если говорить с той же прямотой, неудивительно, что все остальные, в том числе ее последовательницы в движении за создание приютов, срочно захотели убрать Эрин с дороги.

В книге «Склонность к насилию» Пицци пытается дать теоретическое объяснение феномена, который сбивает с толку посторонних и ужасает тех, кто борется с домашним насилием. Почему так много женщин возвращается к обидчикам? Тесс Джилл, которая знала Пицци в 1970-е годы, в интервью сказала, что больше не оказывает юридическую помощь жертвам домашнего насилия. Она считала их рассказы жуткими, а потом поняла, что перестает эмоционально реагировать, «когда женщины описывают, что им пришлось пережить… большинство этих женщин возвращаются к мужьям, потому что им некуда идти, потому что это единственный человек, который проявляет к ним интерес, у них низкая самооценка, и то, что их бьют, не значит, что они могут обойтись без этого мужчины. Это меня шокировало». Первая женщина, которая переступила порог социального центра Пицци в Чизвике, была вся в синяках. «Она просто снимала свитер, и партнер избивал ее», – сказала Пицци. «Что было дальше?» – спросила я. «Она так и не ушла от него. И неудивительно, что следом за ней в приют пришла ее дочь».

По словам самой Пицци, ее мать была склонна к насилию и не рассталась с отцом: «Они ругались по любому поводу». У них не было очевидных причин для разногласий. Отцу хорошо платили на работе, у них были слуги; к насилию привели не финансы, не стресс и не усталость. Однако в семьях каждого из них в прошлом было насилие. «Когда матери приходили в приют, я давала им заполнить анкету, и в ней был вопрос, хорошо ли они знают жизнь своих старших родственников. Я уверена, что эта модель поведения – усвоенная». В то время других приютов не было; даже полиция считала насилие над сексуальным партнером (IPV) нормой семейной жизни. «Это дела семейные» – фраза, которую слышали многие женщины от полицейских, приехавших по вызову и удаляющихся в свою машину. Не было ни литературы, ни исследований домашнего насилия.

В этом информационном вакууме у Пицци сложилась собственная теория о том, что некоторые женщины самим воспитанием приучены к насилию. Это объясняло, почему они вновь и вновь возвращаются к мужьям. «Я теряла женщин и постепенно пришла к выводу… Знаете, одна женщина мне говорила: "Я – как моя мать. Мама повторяла: «Я люблю его», и вот – она вся в ожогах от сигарет и с синяком под глазом". Я говорю: "Как ты можешь называть это любовью?" Это и была не любовь, а зависимость».