Володя завел под мышки Пиварю конец, вылез на палубу, и вместе с капитаном они с трудом втащили безжизненное тело Пиваря. Карданов наклонился над матросом:
— Труп. Тащи его ко мне в каюту. Попробую привести в чувство.
Но и в каюте Пиварь не пришел в себя. Он отворачивал нос от бутылочки с нашатырем, мычал что-то нечленораздельное, ловил воздух непослушными руками.
— Бесполезно, — в сердцах сказал Карданов. — Иди, Смирнов.
Володя с жалостью посмотрел на товарища:
— Разрешите, я за него до утра отстою, Андрей Андреевич?
— Не нужно. Вы свободны, Смирнов. Считайте, что я принял вахту.
Карданов присел к столу, взял перо. «Хватит миндальничать, — думал он, — выговор в приказе подействует лучше всяких уговоров». Он еще раз взглянул на лежащего матроса. Пиварь храпел. Лицо бледное, с зеленым оттенком, синева под глазами. Он пошевелился, пытаясь переменить позу, что-то забормотал, выругался. Потом ясно сказал: «Прости, Ниночка», — и уронил голову на жесткий валик.
Карданов задумчиво повертел в руках начатый приказ и решительно разорвал его. Затем взял будильник, перевел стрелку звонка на восемь часов, поставил его на стул, стоявший около дивана, и вышел из каюты.
Пиварь проснулся от непрерывного звона. Казалось, кто-то колотит его кувалдой по голове. Голова раскалывалась на части. Он с трудом открыл глаза. Дико посмотрел вокруг. Где он?
Вскочил с дивана. Ноги разъезжались. Он стоял в луже блевотины. Да это же каюта капитана! Пиварь схватился за взлохмаченную голову. Как он сюда попал? Надо вспомнить, что произошло вчера. Он пошел посылать деньги жене. У почты встретил Шмеля. Тот пригласил в «Полярный». Сказал, что угостит пивом. Он, дескать, знает, что Пиварь теперь не пьет. Ну и пошли. А там Шмель завел этот разговор о Бархатове, о несправедливости, о том, что на «Ангаре» не умеют ценить людей. В общем, растравил его, расстроил, а потом предложил выпить, чтобы забыть всё. Вот и началось. Появилась какая-то модно одетая женщина. Шмель называл ее «Марго», говорил, что плавает буфетчицей на «Новгороде» за границу… А потом он уже ничего не помнит. Кто его сюда привел?
Пиварь ощупал карманы. Вытащил деньги. Их осталось меньше половины. Эх… подлец! Вспомнил, что находится у капитана, бросился к умывальнику, намочил тряпку и лихорадочно принялся убирать каюту. Вошел Карданов. Он мельком взглянул на Пиваря:
— Так, Пиварь. Ну что же, теперь идите отдыхать. Вахту я за вас отстоял.
— Андрей Андреевич, — умоляюще начал матрос, — простите меня. Поймите…
— Нам не о чем говорить, Пиварь. По правилам, нужно было бы объявить вам строгий выговор. Я и хотел это сделать. Но раздумал. Всё решилось между мной и вами. Вы спали, а я вахту стоял. Ну а поскольку я такой добрый…
— Андрей Андреевич!
— Разговаривать с вами не буду. У вас нет слова…
— Андрей Андреевич, поверьте!..
— Не верю, — сурово проговорил капитан. — Идите. Мне нужно работать.
Матрос сгорбившись пошел в кубрик. В каюте сидел Володя Смирнов и писал. Увидев Пиваря, он бросил перо…
— Ну, чего смотришь? Не видал, что ли? — вызывающе спросил Пиварь.
— Видал. Ночью еще видал. Эх, вы… Капитана обманули. Всё судно опозорили. Вас в шлюпку матросы с «Куры» и с «Пинеги» грузили. Теперь всем известно будет…
Пиварь в бешенстве схватил раскладной стул:
— Замолчи, мальчишка! И без тебя тошно!
— Молчу, молчу, — спокойно отозвался Володя и снова принялся за письмо.
С видом побитой собаки Пиварь сел на койку и тяжело задумался. С приколотой над койкой фотокарточки на него укоризненно смотрели грустные глаза жены…
Карданов встретил Гурлева в городе. Вид у Гурлева был радостный.
— С почты иду, — сказал он, улыбаясь. — Письмо получил. И знаете от кого? Из обкома партии. По возвращении из рейса меня вызывают.
— Вот как хорошо, — обрадовался Карданов. — Был я прав или нет? Убежден, все ваши дела утрясутся.
— Надеюсь. Я рад, что наконец можно будет поговорить по душам, что меня внимательно выслушают. Попался бы только человек с сердцем… В общем, пока всё хорошо. Когда же мы пойдем?
— «Лангуста» ждут со дня на день.
— Знаете, Андрей Андреевич, — проговорил Гурлев, — ребята у меня оказались неплохие. Можно с ними плавать.
— Я тоже такого же мнения. Только побольше надо уделять им внимания.
Капитаны прошли по шумному проспекту до речного вокзала и вышли на маленький зеленый бульварчик с тоненькими саженцами тополей. Тут Карданов попрощался с Гурлевым и пошел узнавать новости о «Лангусте».
Оркестр превзошел себя. Лохматый юноша с галстуком «бабочкой» неистово бил по клавишам рояля, саксофонист выводил длиннейшие рулады, а ударник в экстазе подпрыгивал на стуле. Он работал ногами и руками, иногда испуская воинственные крики.
Публика хлопала. В перерывах, когда танцующие садились, оркестр осаждали жаждущие исполнения своих любимых мелодий, совали музыкантам деньги и заговорщически шептали: «Домино», «Татьяну», «Албанское танго»…