— И я не говорил, что это главное. Давайте лучше переменим разговор. Мне кажется, вы просто не хотите, сознательно не хотите, понимать того, что я говорю. Но, вообще, мне нравится, что вы такая напористая, агрессивная, так сказать, а? Если вы и в других делах такая, это неплохо. — Бархатов снова обрел свой нагловатый тон «покорителя дамских сердец». Прижимая локоть Ирины, он продолжал: — Будем считать, что стороны достигли соглашения и ужин прошел в дружеской обстановке. Так?
Они уже дошли до берега. Ирина машинально отметила, что в каюте Карданова горит свет.
«Не спит, бука, — подумала она, — всё ждет своего „Лангуста“».
Старпом вытащил свисток. Через несколько минут от «Ангары» отделилась шлюпка и медленно поплыла к берегу.
На шлюпке приехал Шмелев. Он понимающе подмигнул Бархатову:
— Хорошо погуляли? Давайте ручку, Ирина Владимировна. Осторожней, ноги не замочите.
— В театре были, — коротко бросил Бархатов.
— Сегодня что-то поздно кончилось, — насмешливо сказал Шмелев. — Два часа ночи.
«Черт бы тебя побрал, замечает что не надо. А с дамочкой надо быть решительней… Случай удобный. Все спят. В каюте есть бутылочка портвейна, конфеты… Ирина, правда, из себя невинную корчит, но когда узнает, что я предлагаю жениться на ней после рейса, станет податливее… А может быть, действительно на ней жениться? Когда-то нужно устраиваться по-настоящему. Хороша баба. Ну да ладно, там видно будет…»
На «Ангаре», действительно, все спали. Поднявшись на палубу, старпом строго сказал:
— Поставьте шлюпку под корму, Шмелев. И будьте всё время на палубе. Смотреть надо в оба…
В коридорчике у своей каюты Бархатов взял Ирину за руку:
— Ирочка, зайдем ко мне на одну минуту. Мне нужно сказать вам… Да вы не бойтесь, на одну минуту, — сказал он шепотом, чувствуя, что Ирина хочет уйти. — Очень важное.
— Завтра скажете, Вадим Евгеньевич. Спокойной ночи…
Но Бархатов держал ее крепко. Правой рукой он попытался обнять ее за талию.
— Пустите, Вадим Евгеньевич. Вы с ума сошли.
Бархатов жарко дышал ей в лицо:
— Ирочка, девочка… Вы не знаете… Я хочу, чтобы вы стали моей женой. Законной. Прошу вас… Зайдем… Я вам всё расскажу.
Ирина никак не могла освободиться от крепких рук Бархатова.
— Пустите! Сейчас же пустите!.. Вы…
Она уперлась ладонью в грудь старпому, пытаясь его оттолкнуть. В этот момент щелкнул ключ и в коридор вышел Карданов, Бархатов выпустил Ирину. Она бросилась к своей каюте, толкнула дверь и скрылась.
В первую секунду Бархатов растерялся. Ему тоже захотелось исчезнуть. Но он быстро пришел в себя. Ну что особенного? Капитан видел. И пусть себе. Дело житейское. Он поправил сбившийся на сторону галстук, одернул тужурку. Важно не теряться. Улыбнулся.
— Вы бы, Вадим Евгеньевич, занимались этими делами на берегу, что ли… — проговорил Карданов, брезгливо смотря на красное лицо старпома.
— Какими делами? — с видом оскорбленного достоинства спросил Бархатов.
— Ладно, старпом. Я не мальчик.
— Никаких дел нет. Просто небольшая ссора. Знаете — милые бранятся, только тешатся. У нас это бывало раньше. Спокойной ночи.
Карданов вернулся к себе в каюту. Он сел в кресло и задумался..
Раньше… Значит, Ирина давно неравнодушна к старпому. А капитан этого и не замечал. Он думал, что к нему, Карданову, она относится не совсем так, как к другим. С большей симпатией. Как-то ласково и мягко. Оказывается, нет. Но почему ей понравился именно Бархатов? Хотя… Нестарый, красивый, хорошо говорит… Да… Ушла из его жизни женщина, которая ему нравилась, может быть та, которую он так долго искал… Он больше не должен думать о ней. Не думать! Это легче сказать, чем сделать. Ирина казалась ему цельной, прямой натурой. Он боялся обидеть ее назойливостью, не хотел выглядеть смешным со своими ухаживаниями. Ведь он не мальчишка. Между ними начали складываться такие хорошие отношения, росло чувство доверия друг к другу.
Сегодня он очень хотел пойти с ней в театр, но его опередил Бархатов. И Ирина охотно согласилась.
Если бы она хотела пойти именно с ним, с Кардановым, то могла бы сказать об этом не в кают-компании. Значит, ей было всё равно, с кем идти. Что ж…
Карданов курил одну папиросу за другой. На сердце было тяжело. Как будто он потерял что-то очень дорогое и желанное.