Неукротимая

Джек отступил, опасаясь, что Кэндис может пострадать в перестрелке. Потянувшись к поясу, он вдруг сообразил, что безоружен. У него не было даже ножа. К величайшему его сожалению, ибо ему отчаянно хотелось прикончить белого мужа Кэндис Картер.

– Вирджил, прошу тебя, он пьян и безоружен, – умоляла Кэндис.

– No soy estupida, senor.[5]

Прямо на полу рядом с ним стоял кувшин с чистой холодной водой.

Натыкаясь на прохожих, Джек пошел через дорогу. Он был уже на полпути, когда она заметила его.

Джек был круглым дураком, когда надеялся, что Кэндис останется с ним. Будь она проклята! Почему он не может забыть, как Кэндис выглядела, как сверкали ее глаза, когда она сердилась, как смягчались от улыбки и сияли от возбуждения? Как она лежала под ним, отвечая на его ласки с пылом, какого он не встречал у других женщин и никогда больше не встретит. В их слиянии было нечто большее, чем физическое соединение, они становились частью друг друга.

Проглотив залпом спиртное, Джек снова захмелел. Это было несложно, учитывая количество выпитого накануне. Знать бы только, куда они направляются.

– А где же ваш супруг? – ядовито осведомился Джек, поднимая ее на ноги.

Где он и как сюда попал? Джек не помнил, как отключился. Собственно, последнее, что он помнил, – это как наблюдал за восходом луны через открытую дверь салуна, напиваясь до бесчувствия. Должно быть, он в задней комнате одного из соседних домов. Боже, до чего же болит голова!

– Это он? – взвился Кинкейд. – Это он?

– Завтра.

Робко улыбнувшись, девушка протянула ему чашку горячего кофе и свежую булку. Джеку стало тошно, когда он представил себе, что произошло между ними минувшей ночью, если она вот так улыбается, предлагая ему еду. Один Бог знает, где она нашла на нее деньги. Он поморщился и застонал, проклиная себя.

– У тебя есть виски? – спросил Джек, чувствуя, как возвращается боль, которую он пытался притупить накануне. – Который час?

– Убери лапы от моей жены! – рявкнул Кинкейд, быстрым шагом приближаясь к ним.

– Ну и как, миссис Кинкейд? Счастливы вы со своим белым мужем? – Кэндис молчала. В чем дело? Почему она терпит его выходки? – Или в темноте не различишь? – Джек отпустил ее руки и оттолкнул от себя.

Девушка снова улыбнулась, и Джек возненавидел себя за то, что воспользовался несчастным обездоленным ребенком. Но девушка покачала головой и знаками объяснила, что он спал в соседней комнате, уронив голову на стол.

– Кого я вижу! – протянул он с издевательской ухмылкой, остановившись перед ней. – Миссис Кинкейд собственной персоной. Собрались в путь?

– Нет денег?

– Ждут дилижанс.

Она удовлетворенно кивнула.

Морщась от шума в ушах, Джек налил себе воды, осушил залпом две кружки и огляделся. Он валялся на полу в крошечном закутке, отгороженном от основного помещения грязным одеялом. Соломенный тюфяк, на котором лежал Джек, был единственным предметом обстановки, не считая прислоненного к стене зеркала.

Джек напомнил себе, что Кэндис сделала свой выбор.

В глубине ее глаз, казавшихся темными озерами на бледном лице, притаилась печаль, поразившая его в самое сердце. С чего бы Кэндис печалиться? Наверняка показалось, да и какое ему дело? Не хватает еще расчувствоваться.

Интересно, как прошло их воссоединение? Проливала ли она слезы радости, что муж живехонек? Как объяснила потерю невинности? Джек мстительно понадеялся, что Кинкейд заставил ее сполна заплатить за это.

В глазах женщины отразилось недоверие.

– Отойди, Кэндис.

– Твоя платить за ночь, – сказала она на ломаном английском, протягивая руку.

Мексиканка сложила толстые руки под своей внушительной грудью.

– Вот черт!

Джек полез в карман за деньгами и обнаружил, что там пусто.

– Нет! – солгала Кэндис, цепляясь за него. – Клянусь тебе, это не он!

Кэндис всхлипнула.

– Даю слово, – сказал Джек, глядя ей в глаза. Женщина улыбнулась:

Глава 39

– Но я не спал с ней.

Кэндис сидела на скамье, в дорожном костюме – юбке и жакете из голубой саржи и шляпке в тон, украшенной голубым пером. Одежда подчеркивала изящные линии ее фигуры, и это вызвало у Джека вспышку запретного желания. Волосы ее были убраны под шляпку, и только несколько белокурых прядей падали на лицо, покрытое золотистым загаром. Она была намного смуглее, чем в тот день, когда он нашел ее в пустыне. На короткое мгновение Джек унесся мыслями к их первой встрече.

– Весь город говорить об этом, сеньор. Она сбежать с Кинкейдом, а вернуться с вами. Вначале бросить вас ради Кинкейда, а теперь уйти к нему. – Мексиканка рассмеялась. – Никак не выберет.

– Спасибо, – облегченно вздохнул Джек. Оставшись один, он потер лицо, гадая, как же попал в ее постель. Одеяло снова отодвинулось, и из-за него показалась толстая мексиканка.

Только оказавшись на пыльной улице, Джек понял, что вышел из лачуги босиком, в одних штанах, безоружный.

Одеяло отодвинулось, Джек сел и изумленно уставился на знакомое лицо. Это была девушка-полукровка, работавшая в салуне. Она оказалась еще моложе, чем ему запомнилось, и выглядела такой грязной и жалкой, что Джек искренне понадеялся, что не спал с ней.