Неукротимая

Он обошел маленькую койку, разглядывая бинты, украшающие конечности и туловище Гибсона. Они были окрашены в светло-розовый цвет, но ничего не вызывало беспокойства.

– Когда их в последний раз меняли?

– Сегодня утром, Ваше Высочество, – заикаясь, пробормотал Перси. Нет, не Перси. Перрин? Как-то так. Ему едва исполнилось восемнадцать, и он проработал под началом целителя Тилли всего год, когда тот неожиданно ушел из жизни.

Итан все еще не был уверен, что назначение юноши на место Тилли было хорошей идеей, но ему срочно нужен был кто-то, кого он мог бы использовать. Перрин, или как его там звали, был идеальным кандидатом.

– Жар спал?

– Спал только прошлой ночью, Ваше Высочество. Я дал ему еще одну дозу снотворного, когда он проснулся, он совершенно обезумел. Но это было несколько часов назад, так что он должен скоро очнуться.

Итан одарил юношу оценивающим взглядом. Возможно, он был достойной заменой, по крайней мере, мальчик казался вполне компетентным.

– Хорошо. Он сказал что-нибудь интересное?

Итан внимательно наблюдал за Перрином, отмечая, как расширились его глаза и как его пальцы сжали пузырек, который он держал.

– Нет, Ваше Высочество. То есть да, он говорил, но нет, это было неинтересно. В основном бессвязно разглагольствовал. Но… Это не редкость, когда люди пробуждаются от принудительного сна, они…

Итан поднял руку, останавливая его на полуслове:

– Спасибо, Перрин, на этом все.

Брови мальчишки слегка нахмурились, прежде чем он отвесил глубокий поклон и, шаркая ногами, пошел назад, пока не врезался спиной в дверь. Затем он развернулся и метнулся прочь, все еще сжимая в руке пустой пузырек.

Итан размял шею, пытаясь не обращать внимания на прилипшие к коже волосы и успокоить затекшие мышцы, а затем все же обратил внимание на связанного охранника.

– Я знаю, что ты уже проснулся, Гибсон. Ты дернулся, когда я вошел, это выдало тебя.

Челюсти Гибсона сжались, и Итан увидел, как содрогнулись сухожилия на его руках, когда он сомкнул их в кулаки, сминая матрас.

– Не поздороваешься? И даже спасибо не скажешь? – спросил он, укоризненно цокая языком. – И это после того, как я вымыл тебя и обработал твои раны. Я разочарован.

Гибсон медленно повернул голову в его сторону, его глаз казался тусклым, мертвым. Он посмотрел на него, замечая взъерошенное состояние Итана, а затем снова опустил взгляд.

Его кадык дернулся, прежде чем он разомкнул губы, и язык Гибсона издал густой, липкий звук, когда он с трудом вытащил его из-под нёба.

– Ты собираешься убить его, не так ли? – прохрипел он.

– Кого?

– Целителя Перри.

– Перри! Вот как! – произнес Итан, щелкая пальцами и указывая на него. – Черт, я почти угадал его имя. О, не смотри на меня так, я не собираюсь его убивать, по крайней мере, до тех пор, пока он держит рот на замке.

Гибсон усмехнулся, и Итан вздохнул.

– Неважно, что ты думаешь, я убиваю людей не ради развлечения, – сказал он, наклонив голову. – Ты действительно считаешь, что мне нравится видеть их такими, каким ты был там, внизу? Сломленными?

Гибсон не ответил, лишь сжал губы.

Итан сделал всего один шаг к койке, наслаждаясь тем, как напряглось тело охранника. Казалось, в нем еще осталось немного жизни, которую можно было задушить.

– Если ты не понял, мой вопрос не был риторическим.

Гибсон прочистил горло, пытаясь скрыть дрожь, прежде чем выплюнуть:

– Экстаз, который отражается на твоем лице, отвечает на твой вопрос.

Итан усмехнулся, сделав последние несколько шагов, и потянулся, чтобы взять стул целителя. Он поставил его поближе и сел, осторожно, чтобы не задеть собственные раны, из которых наконец перестала сочиться кровь.

– Это правда. Но я должен объясниться, – он откинулся назад, положив ногу на ногу, его маска оставалась цельной, хотя разбитую кожу тянуло и жгло. – Ты прав, мне нравится то, чем я занимаюсь. Наверное, больше, чем что-либо еще в этой жизни. Но ты думаешь, я горжусь этим? Ты действительно веришь, что я живу, зная, что я чудовище без души? Что мне нравится, что у меня нет сердца и нечему качать кровь по этой оболочке в виде тела?

– Да.

Итан опустил голову. Он не винил его за этот ответ. Гибсон был простым человеком, но он был свободен от отца и яростно любил свою мать. Он не мог понять.

Люди не были способны понять то, чего они сами не испытывали. Жалость определенно существовала в этом мире, но истинное сочувствие было не более чем мифом, созданным теми, кто стремился себя превознести.

Никто не мог сочувствовать Сулиану, который держал руку над пламенем, когда в детстве ронял свой меч. Люди не были способны понять ту эмоциональную и физическую черную дыру, из которой ему пришлось выползать самостоятельно. Нет, если они не испытывали того же.

– Знаешь, я боролся с этим. Это врожденный инстинкт, который Сулиан породил во мне, – Итан разглядывал свои руки, выковыривая из-под ногтей запекшуюся кровь. – Мальчишкой я пытался спрятаться от него, как трус. Я умолял, плакал и изнурял свое тело на тренировках, чтобы стать лучшим. Я даже дошел до того, что стал делать ему подарки, чтобы доставить ему удовольствие.