Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

Эти две группы соположены, но при этом их члены обладают принципиально различными способами существования. Первые автономны, движутся по собственным непредсказуемым орбитам, содержат в себе источники своего бытия и хранят тайну смысла их жизни и жизненной силы. Эта их суть воплощена в романе в образе черного квадрата – контингентного хаоса, точки сингулярности, содержащей в себе бесчисленные возможности, трансцендентности, пребывающей по ту сторону конечного. Члены второй группы отличаются, помимо поэтических моментов, в главном: они лишены внутреннего черного квадрата, а потому конечны, закономерны, предсказуемы. И все же они необходимы, как рамка для картины или как фон для того же черного квадрата. Именно контраст между этими двумя типами персонажей, двумя типами существования – инвидентным и эвидентным – делает черный квадрат реальным, а реализация черного квадрата и составляет главную задачу того реализма, который характерен для Маркиша, причем не только в данном романе. Другими словами, в концептуальном мире романа черный квадрат и есть само реальное, а также воплощение реализма как такового, реализма как эстетического, так и философского, культурного, социального и политического. Черный квадрат – это символ сакральной жертвы, придающий ей предельно реалистический статус при помощи вовлечения ее в работу сил хаоса, контингентности, бесконечности. Жертва художника или нонконформиста вообще трансцендирует, взрывает данность, открывая путь для возможного, точнее для возможного реального, скрытого за завесой уже всегда реализованного, а значит, мертвого, конформистского порядка воображаемого. В этом суть реалистичности авангарда в эстетике и той революционной самовиктимности, которую он в той или иной степени осуществляет на практике.

Тубплиер (2012)

Роман Маркиша «Тубплиер» переносит действие в далекие 1960-е и почти полностью отрывается от еврейской тематики. В то же время его основу составляет та же структура реального, которая характерна для предыдущих его романов. Это свидетельствует о том, что, с одной стороны, Маркиш отошел от твердого ядра минорной русско-еврейской литературы, а с другой – сохранил внутреннюю связь с той психокультурной парадигмой, которая эту минорность производила.

Сюжет романа вполне прямолинеен. Влад Гордин приезжает на лечение в туберкулезный санаторий «Самшитовая роща» на Северном Кавказе; вместе с несколькими другими больными он организует шуточный орден туберкулезных тамплиеров, получивший название ордена тубплиеров. Одновременно несколько горцев объединяются для борьбы с властями, и одной из их акций становится разрушение памятника Ленину. О деятельности тубплиеров немедленно доносят в КГБ, и из Москвы приезжает специальный следователь для расследования обоих происшествий. Он решает ограничиться выпиской придурковатых, на его взгляд, тубплиеров из санатория, но они уходят сами, не дожидаясь решения своей участи. Гордин, случайно прочтя в своей медицинской карточке о серьезности своей болезни и решив, что он неизлечим, покидает своих друзей, с тем чтобы умереть в одиночестве. Смерть, однако, не наступает, и, вернувшись в санаторий и пройдя заключительное обследование, он узнает, что его болезнь отступает и что он на пути к выздоровлению.

Маркиш вновь возвращается к основной матрице его картины мира: подлинная реальность заключена не в гегемонном обществе, а в маргинальных, контркультурных диссипативных сообществах людей, кажущихся обществу шутами или сумасшедшими. Суть этой реальности – в смертельно опасной трансгрессии, в нонконформизме, в установлении тайного договора между людьми узкого круга, «между нами», становящимися виктимным или самовиктимным центром генеративной сцены, и такова цена их свободы. В этой связи важным отличием романов, написанных в 1980-е годы («Шуты», «Донор»), от романов 2000-х («Белый круг», «Тубплиер») является то, что в более ранних жест жертвоприношения осуществлен до конца, а в более поздних он оказывается сорван благодаря чудесному «выздоровлению», то есть спасению жертвы, продлению ее существования, пусть даже и через произведения искусства, пережившие их создателя, как в «Белом круге».

Гордин и его друзья так описывают орден тубплиеров: