Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

Где она осталась, Роща, – в другом измерении, в другом страшном и диком мире? Здесь, на озерах, счастливое лежбище людей, скрепленных связями куда более прочными, чем социальные или профессиональные, прибитых друг к другу ветерком удачи. Здесь горстка единомышленников, спаянных неизлечимой болезнью и присутствием смерти, в лицо которой избегают открыто глядеть.

А Влад Гордин – тот глядел. Нарушение запрета притягивало его и влекло, и погружение в ледяную воду, категорически ему запрещенное, ставило, по его разумению, последнюю запятую перед развязкой. Всю дорогу до Джуйских озер его так и подмывало поскорей нарушить запрет – и поглядеть, что вслед за этим произойдет: обрушится ли на него кара, наступит хаос или нет <…> Шумный праздник много что списывает, почти как война. На празднике освободившихся, на пиру выбравшихся из сети <…> люди жгли время в костре, оно постреливало в пламени вместе с сухими сучьями и взрывалось праздничными султанами искр. А люди пили и пели, и связный разговор не опоясывал их круг, согретый огнем костра <…> Все они уйдут <…> А Влад Гордин останется лежать здесь, в траве, лицом к небу. Кто-нибудь найдет его когда-нибудь. Или не найдет, и он стечет в праздничную, роскошную землю луговины [Маркиш 2016:314–317].

Болезнь как метафора инаковости приобретает черты «неизлечимости», «приговора, не подлежащего пересмотру», то есть фатальной окончательности. Однако, как показывает развязка романа, именно в этом герои как раз и ошибаются: болезнь излечима, приговор отменен, и Гордин выбывает из ордена тубплиеров. Это означает, что для него «очертания реальной действительности» восстанавливаются в прежнем виде, и он лишается своего «тайного оружия», своей «волшебной палочки», а вместе с ней и той свободы, которую дарует «свой круг» и смертельная болезнь. В этом можно усматривать установку Маркиша на нормализацию и девиктимизацию образа нонконформиста, а также, возможно, попытку более трезво и менее романтично переосмыслить мифологию шестидесятников.