Неуловимая реальность. Сто лет русско-израильской литературы (1920–2020)

В те же годы, когда писались главы будущей книги и когда, очевидно, и было принято решение объединить их в роман, Соболев пишет культурологическое исследование «Евреи и Европа» (2007,2008). Многие темы и персонажи этой книги перекликаются с «Иерусалимом»: Хазария и Самбатион, Целан и Мандельштам, Берлин Вальтера Беньямина и Петербург Бродского. Эта работа имеет то же строение, что и «Иерусалим»: цикл отдельных частей, сама связь между которыми представляет собой проблему, являющуюся одним из объектов исследования. Однако части этого исследования объединены идеей истории как фрагментарной историографии некоего фрагментарного же геопоэтического пространства [Соболев 2008: 402] или, как сказано в аннотации к книге, «островной цивилизации». «Евреи и Европа» – это попытка подобрать ключ к пониманию еврейской культуры где-то между эссенциализмом и антиэссенциализмом. Поэтому и «Иерусалим» стал в некотором роде «островным романом», полифонически и диалогически формирующим и выражающим основные мифы и проклятые вопросы некоего всплывающего и вновь исчезающего под водой архипелага-цивилизации. Поэтика этого романа, как и «Легенд горы Кармель», является выражением той идеи Соболева, что литература, особенно многоязыковая и многокультурная, такая, например, как еврейская, должна изучаться в парадигме «региональной поэтики» [Соболев 2015][68], где под регионом понимается, конечно, не территория в политических границах, а культурно-духовное облако с размытыми краями, многочисленными протуберанцами и чрезвычайно пористой, газообразной структурой.

Этот роман может быть поставлен в один ряд с другими русско-израильскими иерусалимскими романами последних десятилетий, имеющими сходную поэтическую и идейную, если не сюжетную, структуру. Это, прежде всего, роман-сеть «И/е_рус. олим» Елизаветы Михайличенко и Юрия Несиса [Михайличенко, Несис 2003] и роман-апокриф «Черновики Иерусалима» Некода Зингера [Зингер 2013] (последний тем более близок к роману Соболева, что он состоит из цикла рассказов, сюжетно не связанных ничем, кроме места действия – Иерусалима). К этому типу следует отнести его же не иерусалимский роман-«биоавтографию» «Билеты в кассе» [Зингер 2006], включающий главы в форме воображаемого путешествия, оперы, концерта, экзамена и пр. «Сказка» Михаила Юдсона «Лестница на шкаф» [Юдсон 2013, 2005] также представляет собой многосоставную конструкцию с многоликим героем, но в то же время она является антиподом романов Соболева и Зингера, ибо в ней судьба одного героя последовательно и вполне в духе фольклорного путешествия соединяет три локуса: Россию, Германию и Израиль. Цикл рассказов Леонида Левинзона «Гражданин Иерусалима» [Левинзон 2013] структурно подобен роману Соболева и тем более близок к нему, что символически объединяет Иерусалим с Петербургом. Можно упомянуть также книгу писателя другого поколения, ныне проживающего в России, Михаила Федотова, «Иерусалимские хроники» [Федотов 1989], которая состоит из многочисленных фрагментов, очерков, зарисовок и жанровых сцен.

Непросто подобрать достаточно емкий и в то же время точный термин для определения типа письма Соболева. В том сложном поэтическом пространстве, в котором роман Соболева являет собой архипелаг, само это понятие претерпевает некое фазовое изменение и превращается в сеть, в лестницу, однако сохраняет системное единство. «Иерусалим», как и «Легенды горы Кармель», это, говоря словами самого Соболева о Вальтере Беньямине, выражение «кривизны и фрагментарности» мира, «разрывов и пустот» мышления, «пустот и кровавого хаоса истории» [Соболев 2008: 229]. И все же письмо Соболева – это яркое свидетельство серьезности, философичности современного романа, не конкурирующей с фрагментарностью и хаотичностью, но, напротив, вытекающей из них.