Never (СИ)

— И что? Стоит мне выложить фотку Лидии, с которой мы, заметь, тоже в одной стае, ты закатываешь истерику.

— Ты с ней встречался вообще-то.

— А Итан — гей и тот еще кобелина.

— Логика, пиздец. Такого ты мнения о парне лучшего друга?

— Именно.

— Офигеть, еще и надулся. Сок передай.

— Позови стюардессу. Хотя ты, наверное, предпочитаешь стюарда, правда? У него упругая попка...

— Ты его уже за задницу полапал? Какая же ты сука, Джексон Уиттмор.

— Айзек.

— Нахуй иди.

— Малыш...

— Этого вон “малышом” называй. Смотри как слюни пускает. Может, в туалете уединитесь? Мы взлетели как раз.

— Это пиздец. Айзек, уймись. Малыш...

— Уйди. Я с тобой не разговариваю.

— Значит так? Ладно.

— Угу. ... Джекс! Блять, ты что творишь?! Идиот. Увидят же... О-о-ох... Дже-ексон...

> ... ... <

Через 10 минут ”

— Все еще злишься?

— Ты правда чокнутый.

— Тебе же понравилось.

— Только ты мог додуматься до минета в полном людей самолете. А если бы увидел кто?

— И что... не высадили бы нас в конце концов.

— И что я в тебе нашел?

— У меня офигенная задница?

— И рот рабочий. ... Ай, не пихайся.

— ...

— Джекс?

— Чего?

— Люблю тебя.

====== 90. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 90. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c636829/v636829352/51cb5/-dD3xcqEts8.jpg

Часики тикают. Секунда спешит за секундой, сливается в минуты, перетекая в часы. Сраная вечность.

Накрахмаленный воротничок зверски натирает шею, дебильная бабочка кажется удавкой, и даже эта идиотская прическа с пробором (Лидия настояла. Разумеется) бесит. Бесит так, что скрипит зубами, едва сдерживаясь, чтобы не разбить костяшки о гладкий кафель или не не расхерачить зеркало.

Холодно. Так холодно, что дыхание вырывается сизым облачком, и пальцы теряют чувствительность.

Ты не можешь. Ты не станешь, ведь правда?

Похер. Похер, мне все равно. Хоть пропади ты вообще...

Дверь тихонько и коротко скрипит, сразу же закрываясь. Джексон не поворачивается. Упирается лбом в холодное зеркало, глаз не открывает. Дышит через раз, но слышит, как он останавливается точно позади. Осторожно, будто боясь, кладет руку на плечо. Руку с этими длинными пальцами, в которых он, Джексон, переломал бы каждую косточку, чтобы и не думал, не смел, чтобы не рыпался даже, сучонок.

— Лапы убрал, — отрывистой хлесткой пощечиной наотмашь.

— Выслушай, Джекс.

— Поебать. Меня и не было бы здесь, но ты знаешь нашу милую банши. Проще дохлую мышь сожрать, чем убедить ее, что не голоден. Лейхи, съеби по-хорошему.

Рука с плеча не исчезает, поглаживает, чуть сжимает, пытается успокоить. И только бешенство разжигает. Вырвать бы руку эту к херам...или ухватить крепче, впечатать в стену, как прежде, сдирать одежду, вгрызаться в эту белую шею, слизывая привкус земляных орехов и свежего хлеба.

— Я не хочу этой свадьбы, ты знаешь. Но мой отец... и дом... и залог. Эта женитьба решит все проблемы. Джекс, блять, ну послушай меня. Я не люблю ее. Никогда не любил!

“Я тебя люблю, ты же знаешь”

Уиттмор разлепляет глаза, наконец, оборачивается медленно, театрально. По комнате будто разноцветные круги плывут, нанизываясь один на другой, а пальцы ледяные, даже не гнутся. Но губы кривятся в прежней брезгливой усмешке, заламывает бровь, бросая надменно:

— Серьезно решил, что меня волнует такая хуйня? Мне насрать, Лейхи, фиолетово. Ровно.

Айзек губы кусает, и нежно-голубой взор затягивает мутной пленочкой. В груди у Уиттмора что-то сжимается, трескаясь снова и снова (и что бы это могло быть? там пусто, там пусто давно), но он лишь ведет безразлично плечом и будто не помнит, как чертов небосвод грохнулся на голову, прижимая гранитной махиной к земле, когда Айзек признался. Признался всего за неделю до... когда больше не смог врать и скрывать.

“— Что ты делаешь, блять, идиот? Я же люблю тебя. Все дело в деньгах? Я дам твоему папаше, сколько захочет. Только не надо, Айзек, малыш...

— Он нас обоих пристрелит скорее. Джексон, ведь ты же знаешь отца...”

— Мы ведь и раньше скрывали. Ты Лидии не сказал, даже когда вы расстались. Ничего не изменится...

— Ты правда дебил?

Дебил, придурок и эгоист.

— Я не могу потерять тебя, сдохну...

Да ладно? Ничего, что я УЖЕ мертв? Твоими стараниями, мальчик.

Короткий выдох. Переждать пару секунд, года пол под ногами перестанет качаться. Тронуть кончиками пальцев гладкую скулу.

Мой мальчик... Иди, уходи, пока я держусь. Пока могу, пока не сорвался.

— Айзек, иди, гости ждут. И невеста. Элли не заслужила, чтобы ее заставляли ждать у алтаря. Иди, я прошу, — обманчиво-мягко, просяще.

Только не моргай, не моргай, не моргай. Только не смей. Не надо, чтобы он понял, увидел...

— Поцелуй...

И тянется как к солнцу цветок, хлопая пушистыми ресницами. Красивый, как ангел. Гореть тебе в аду, не иначе. Прижать палец к обкусанным губам, отодвинуться сквозь шум в голове.

— Поговорим еще, ладно? Просто иди.

— Джекс? Ты же любишь меня? Ты все еще?..

Усталый кивок и стиснутые зубы, и ногти, до крови впивающиеся в ладони.

— Иди...