Never (СИ)

“Убью. Этого, а потом и Стилински. И пофиг, что шериф даже за решетку упрятать не успеет, потому что Дерек Хейл порвет на ленты раньше, чем успеешь чихнуть. Нахрен... сам виноват. Не мог уследить за психом своим малолетним?..”

— Ты хоть на одно свидание со мной сходи. Айзек, я же с ума схожу по тебе. Дай мне шанс.

Детский сад на прогулке. Акт первый. Сейчас разревется, чтобы уж наверняка. Пиздец.

— Я же знаю, что ты по мальчикам. Стайлз рассказывал про вашего одноклассника, который уехал потом...

Тарахтит что-то еще, захлебывается, пытается успеть до того, как его здесь все же найдут и выдерут за уши, а потом выставят вон. Айзек опускает ресницы, даже не пытаясь оградиться от голоса, потому что уже правда не слышит. Потому что в ушах, в голове гудит так, будто где-то рядом, вот почти за углом небо чернеет, и на горизонте вырастает огромный гребень волны, что накроет город, разбросает дома, как игрушки, как щепки, сравняет с землей, ничего не оставит, как и у него внутри ничего не осталось. Выжженная пустыня. Голая скала, на которую даже чайки не сядут, чтобы расправиться с добычей.

Бесплодные земли.

— Айзек? Айзек, что с тобой?! Помогите!!! Сюда, кто-нибудь, у него приступ...

Крики, топот откуда-то издалека, грохот дверей. Перед тем, как все исчезает, успевает подумать лишь: “Может быть, все? Может быть, наконец это кончится?”

Может быть...

> ... ... <

— Ты нас всех напугал, — женщина в белом халате с внимательным темным взглядом улыбается тепло, опускает руку на лоб, наверное, проверяет, нет ли жара. Вот только зачем, если в него трубок понатыкано, как в какую-то жертву экспериментов безумных докторов из дешевых ужастиков конца прошлого века?

— Это бывает со мной, — пытается дышать ровнее и одновременно осматривается.

Не участок, больница. Значит, его отпустили? Или за дверью — коп с оружием в кобуре и парой наручников на тот случай, если ему слишком уж полегчает?

“Ты дебил? Ты зачем про Джекса заговорил? Я тебе что рассказывал? Ты его охмурить хочешь или угробить?”, — раздраженное шипение Стилински прорывается через больничную суету, и Айзек даже чуть улыбается, откидываясь на подушки. Разобрать второй голос: испуганный, виноватый, оправдывающийся, — почти не удается, да и не хочется, если честно.

— Они не прорвутся сюда? — силы остаются лишь на этот, последний вопрос.

Мелисса (точно! это же мама Скотта, и как он не узнал ее сразу?) лишь прячет понимающую улыбку в какой-то журнал, куда быстро вносит пометки, то и дело сверяясь с приборами.

— Посещения строго запрещены, пока мы не отключим тебя от этих аппаратов.

Наверное, стоило бы спросить, что с ним случилось на этот раз, какой орган отказался работать, и как, а, главное, зачем, его вытащили на этот раз. Оставили бы в покое уже, дали сдохнуть спокойно.

“Я так соскучился, Джексон”.

“Придурок, я разрешал тебе умирать?”, — конечно, он не слышит ответ, просто начинает действовать снотворное, и Айзек засыпает, спит, соскальзывает в небытие, где иногда бывает так хорошо, где Джексон Уиттмор держит его руку, смеется и говорит ему, как любит. Он не собирается в Лондон и не садится в тот самолет, что непременно рухнет в Атлантику, когда в хвостовом отсеке взорвется коробка...

— Прости, прости меня, ладно?

Это еще кажется отголосками сна, какой-то нелепой сменой декораций и планов. Но глаза разжимаются с трудом, неохотно, и черноволосая скорченная у кровати фигура не оставляет сомнений в том, что сон кончился.

Кори.

За какие такие прегрешения, боже?

— Дерек обещал оторвать Стайлзу голову, знаешь? — как-то горько сообщает создание, и зыркает исподлобья глазами-вишнями.

— Я тут при чем?

Вообще, Айзек уверен, что Стайлзу, настоящее имя которого он не выговорит никогда, давно пора выписать неплохих таких пиздюлей. Чтобы не нарывался и не играл в салки с судьбой.

— Поговори с ним, ты его бета. Он же из-за тебя так взъерепенился. Я знаю, что виноват, но Стайлз-то при чем? Я же все сам, он меня даже ругал за то, что я сказал... напомнил...

И замолкает, как мордой в стену впечатался. Боится, наверное, снова ступить на зыбкую почву, боится уронить в пропасть, спровоцировать приступ.

Глупый, ты просто не знаешь, что отсчет уже давно начался. Часики тикают, и их не остановит никто.

— Айзек, ты ведь не пытаешься даже, — не уточняет, но оба знают, о чем идет речь.

— Не хочу.

“Упрямый осел”, — глубоко внутри голосом, от которого и сейчас так больно и хорошо одновременно.

— Что мне сделать, чтобы ты согласился? Попробовать только...

— Что мне сделать, чтобы отъебался? Насовсем.

Рожица довольная и такая хитрая, что Айзек невольно вспоминает, что это вообще-то брат Стайлза, значит непременно что-то задумал.

— Своди меня на свидание. Лишь на одно. И я отстану, если тебе не понравится.

— Ладно. А теперь съеби, я устал.

Довольное существо прошмыгивает за дверь. Уверен, что поймал удачу за хвост. Глупый, какой же ты глупый, Кори. Ты не получишь от этой затеи ничего, кроме боли.

“Попробуй. Ради меня”.