Never (СИ)

“Вот откуда тот маленький шрам”, — думает МакКолл и снова плывет. Как будто этот взгляд — растворяющая золото и сталь кислота. Или субстанция, лишающая разума. Как будто сам Айзек Лейхи — существо из легенд, подчиняющее сознание одним лишь взмахом ресниц.

Невероятный, притягательный, лучший.

“Мой. Я просто хочу, чтобы ты был моим”.

— Слушай, если ты ничего не скажешь... — Лейхи вздыхает и шевелит в воздухе пальцами, будто пытаясь подобрать слова.

— Ты правда?.. правда сказал то, что сказал?

И собственный голос кажется каким-то замученным цыплячьим писком.

“И это голос Истинного Альфы? Слабак”, — цедит презрительно кто-то в его голове, но времени разбираться нет, потому что...

Айзек закатывает глаза и фыркает так громко, что кудряшки на его голове весело скачут, и Скотт понимает, что снова плывет, что не может сопротивляться, не может отстраниться, отвернуться даже не может.

— Я... все это время... не мог и подумать.

Не смел и мечтать, потому что рядом постоянно крутился Джексон-сноб-Уиттмор — надменный ублюдок с серебряной (или золотой?) ложкой во рту, и Скотт был уверен, что Айзек...

— И не надо. Знаешь, без обид, это не очень у тебя получается, — и ржет, легонько стукая кулаком по плечу. — Серьезно, Скотт, видел бы ты свое лицо. Ну, так что? Сходим куда-нибудь на этой неделе?

Бар? Или клуб? Или кино с поп-корном, темным залом, последним зрительным рядом и тянущими, терпкими поцелуями, и руками под рубашкой, и...

— Что насчет фильма? Кажется, в пятницу показывают что-то совсем не плохое.

Вздрагивает, когда длинные пальцы под партой сжимают его руку. Ведет по запястью, вызывая жар по венам и озноб одновременно. Захлебывается воздухом, видя как расширяются зрачки напротив, как топят небесно-голубую радужку.

— Уже не терпится, — Лейхи улыбается, облизывая пересохшие губы. А Скотт утыкается в тетрадь, думая, что стук его сердца слышат все оборотни города. Или штата. Или страны.

А еще, наверняка, чувствуют кисло-сладкий аромат надежды, восторга и чего-то еще, что, наверное, можно назвать счастьем.

====== 99. Джексон/Стайлз ======

Комментарий к 99. Джексон/Стайлз https://pp.userapi.com/c639528/v639528352/198be/450qbwBhv0Y.jpg

От него разит потом, улицей, грязью, чужим парфюмом. Снова.

У него в глазах надменный вызов блестит заточенной сталью: “Давай же, будь хоть раз мужиком, яйца, блять, отрасти”.

У него губы твердые и холодные, будто из камня высеченный барельеф.

У него и мускул не дрогнет на этом красивом, совершенном лице. И скулы. Скулы все еще острые, пальцы порежешь.

Стайлз помнит, он резался. Каждый раз — до крови. Каждый раз — иголки под ногти и сердце в ленты. И шрамы на ладонях уже не заживают. А то, что когда-то звалось гордостью так задолбалось пищать откуда-то из-под плинтуса задушенной мышью.

— Джексон, я заебался. Все.

Солоно на языке, и глаза настолько пропитались влагой, как тучи — дождем перед грозой. Лишь шевельнись, и лопнет, прорвет. Шевельнись, моргни, выдохни. Или просто загляни в глаза, что холоднее штормового предела, и споткнись о привычное (привычное? да нихера! как к такому привыкнешь?) равнодушие, смастери из него удавку покрепче, как раз пригодится.

“... ведь ты без него — никто и никак, ты не сможешь!”, — визжит подсознание и, кажется, пытается грохнуться в обморок. Идиотизм.

Воздух густой и какой-то пластичный, будто резиной пропитанный.

Стайлз слышит, как парень (все еще его парень, ты помнишь?) шумно и быстро втягивает воздух ноздрями. Как дорожку кокса. Пауза. Приход.

— Что это значит?

У него голос сиплый и мешки под глазами. У него пока еще не жженные вены, и ни разу не было ломки. Он не пропадает по опустившимся притонам, но его невнятные дружки, о которых он никогда не говорит ни слова, с каждым днем все отвратней, все гаже.

Стайлз заебался.

Стайлз больше не хочет быть наивным лошком, которого трахают время от времени, а потом меняют на тусовку, на дозу и унюхавшуюся толпу оболдуев, среди которых их имена никто и не помнит. Но ведь Джексу плевать. Джексон Уиттмор всегда поступает лишь так, как он хочет.

Однажды он по какой-то неясной никому в Бейкон Хиллс прихоти захотел Стайза Стилински. Захотел и забрал. А потом увез с собой в Лондон.

— Я жду тебя сутками из всяких притонов. Жду, пока ты гоняешь по ночным улицам и пригороду и разбиваешь в хламину тачку за тачкой. Я жду, когда ты являешься под утро, и от тебя за милю разит чужим потом и чужой спермой. Я не хочу больше ждать тебя, Джексон.

Это... это пиздец как непросто. Говорить все это, пытаясь одновременно откусить свой же язык, потому что в грудине сразу будто выломали пару ребер, разворотили дыру, а потом набили песком и сухой травой, чтобы не было видно.

“Потому что я без тебя не смогу”.

Но с тобой я просто исчезну. Ты растопчешь меня в перерывах между тусовками и уличными гонками, и, скорее всего, совсем того не заметишь.

— Ты знал, на что соглашался, когда поехал со мной.