Он сел на обратную электричку, вернулся в Вейере-ле-Франсуа и решил пройтись по району, ознакомиться. От увиденного он остался, мягко говоря, не в восторге. Здания-калеки, которым явно не помешало бы освежить покраску. Скверики с пожухлым газоном. Пустырь, где мальчишки гоняли в футбол. Он немного заплутал в лабиринте узких улочек, но в конце концов снова вышел к кондоминиуму. Стоило ему зайти в корпус А, как к нему живо направились двое амбалов.
– Ты кто такой? Куда прешь? – посыпались вопросы.
Ответ Ивана их явно не устроил, и они жестко приказали:
– Иди за нами. Шефу расскажешь, что ты тут мутишь.
Юноше не оставалось ничего другого, как подчиниться и поплестись вслед за ними по пыльной лестнице. Парни сопроводили его до входа в квартиру на четвертом этаже и показали, где ему следует ждать. Прошло около часа, когда наконец дверь распахнулась и вошел человек, которого Иван рассчитывал увидеть меньше всего на свете: Мансур, его друг, тот самый, с которым они жили в одном доме в Мали! Но – разодетый в пух и прах. Парень, который всегда носил что придется – бесформенные балахоны да широкие штаны из дешевой ткани, превратился в настоящую икону стиля. На нем был элегантный костюм ярко-синего цвета. Шею подпирал белоснежный воротничок-стойка. Волосы были тщательно расчесаны, поэтому казались длиннее. В общем и целом он напоминал африканский аналог Карла Лагерфельда. Друзья крепко обнялись.
– Мансур, надо же, Мансур! – воскликнул Иван. – Но что ты здесь делаешь? Я думал, ты в Бельгии!
Тот покачал головой.
– Да, сначала я прилетел туда, но, как ты понимаешь, не задержался. Поживиться там нечем, ловить нечего. Я ждал совсем другого. Так что обломился и махнул во Францию, и вот здесь-то ухватил удачу за хвост. А ты как? Давай, расскажи про себя. Я думал, что ты заделался махровым террористом. И что тебя закрыли в кидальской тюряге. Ну давай, колись!
Иван только отмахнулся. Ему не хотелось вспоминать тот период жизни, ведь тогда бы неизбежно всплыли вопросы о поведении Иваны. Каким, интересно, способом она добилась его освобождения?
– Лучше расскажи, чем ты занимаешься в этой дыре, – попросил он.
– Слушай сюда. Если согласишься делать то, что я скажу, то устроишься так же круто, как я.
С того дня Иван стал работать на Мансура. Хотя «работой» это можно было назвать с натяжкой. Судите сами. Поднимался он около полудня. А поскольку он спал на матрасе в столовой, Уго с Моной по утрам за завтраком приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не разбудить его. Потом он шел в крохотную ванную, не удосуживаясь ни вытереть пол, ни прибраться после себя. Кроме того, он полюбил наряжаться. Раньше ему было все равно, что носить, но теперь он стал брать пример с Мансура. В ход пошли галстуки-бабочки, нашейные платки, классические галстуки в горох и в полоску, облегающие сорочки, костюмы от Джорджо Армани. Он полюбил новые ткани – лавсан, тонкий трикотаж и лен – и научился сочетать их, такие разные, между собой. Он также приобрел куртку из красной кожи, которую носил с гордостью тореадора, и костюм из черной кожи, в котором сильно смахивал на гея. Откуда же у него завелись средства на подобную роскошь? А вот откуда: он получил доступ к потокам денег, что проходили через руки Мансура, а теперь – и через его собственные.
Работа его заключалась в том, чтобы расфасовывать наркотики из пакетов весом в 400–500 граммов по маленьким мешочкам, а потом доставлять, в обмен на астрономические суммы, в бар «Тесные врата», который держал один сербохорват, Захари. Получив товар, Захари вручал Ивану чемоданчики, под завязку набитые тщательно пересчитанными денежными купюрами для передачи Мансуру. Никаких кредиток, никаких чеков. Только наличные, без вариантов. Те, кто на самом деле стоял за трафиком, были недосягаемы и сидели в полной безопасности в своих парижских апартаментах люкс или престижных предместьях. Иван старался выполнять работу как можно лучше, лелея в сердце лишь одну надежду: заработать столько деньжищ, чтобы купить квартиру, где он заживет вдвоем с сестрой. Мансур ему это обещал.
К наркотикам Иван относился с полнейшим безразличием. Он не задумывался о том, что, став наркодилером, стал причастен ко злу. У него в голове не укладывалось, что этот белый порошок, на вид такой же безобидный, как пшеничная мука в руках его матери, способен «высвобождать сознание», возбуждать все желания – и разрушать личность человека. Он участвовал в наркотрафике, не испытывая никаких угрызений совести, не осознавая последствий.