Я долго продолжал оглядываться через плечо, чтобы убедиться, что мой знакомый не преследует меня. Полицейские не стали его арестовывать, однако провели с ним жесткую беседу. Если когда-нибудь я и желал увидеть доброе лицо миссис Адамс больше всего на свете, так это в тот момент. Я чудовищно опаздывал к оговоренному времени встречи и умудрился еще раз заблудиться по дороге к отелю, но в конце концов я повернул за очередной угол, и вот оно — гостеприимные огни отеля Мэрриотт мерцали в отдалении. Еще несколько кварталов, и я достиг нирваны, увидев зрелище, прекраснее которого не было тогда ничего на свете. В мраморном холле отеля на диване сидела миссис Адамс, терпеливо ожидая моего прихода. Она быстро встала, тепло улыбнулась и пошла мне навстречу, чтобы заключить в приветственные объятия.
Я в них очень нуждался.
— Леон! Как замечательно, что вы здесь. Вам непросто было добраться сюда?
Я улыбнулся.
— Можно сказать, да, — однако воздержался от описания всего моего пути от скоростного шоссе в деталях, — этот отель прекрасен, слишком прекрасен. Я не хотел бы, чтобы вы тратили на меня слишком много.
— О, глупости. Там, в поезде, вы были прекрасным для нас спутником, и для нас честь поучаствовать в вашем приключении. Вот, я принесла вам немного перекусить… — и она протянула мне пластиковый пакет, до верху наполненный всякими сладостями. Арахисовое масло, сандвичи с желе, печенье, шоколадные батончики, кока-кола, шоколадки и прочее.
В день, когда я узнал, что скатываюсь к диабету, женщина, которую я еле знаю, дает мне сумку с едой, содержащей тысячи калорий простых сахаров. Прекрасно, мироздание. Очень смешно.
— О, благодарю вас. Я просто не знаю, что сказать, — я действительно не знал. Как насчет: «Спасибо. С нетерпением жду возможности погрузиться в диабетическую кому!» Думаю, это прозвучало бы излишне драматично, к тому же совсем не обязательно делиться своей утренней беседой с лечащим врачом. (Было ли это этим утром? Казалось, прошло гораздо больше времени. Эшли, стоянка грузовиков, разговор с матерью. Просто удивительно, как в подобных путешествиях растягиваются дни.)
— Вы выглядите изнуренным, юноша. Идите, отдохните немного, — она прикоснулась к моей руке. — И если вам понадобится что-нибудь еще, вы знаете номер моего телефона, — она поцеловала меня в щеку и распрощалась со мной, передав ключ от номера. Я рассмотрел его внимательно: номер 324 — ключ лежал внутри маленького буклета, который вам дают в шикарных отелях. Там же находилась и квитанция: миссис Адамс оплатила номер стоимостью 112$.
Как она могла потратить так много на совершенно незнакомого ей человека? Просто поразительно. Самопроизвольное выражение доброты всегда далеко от здравого смысла. И в этом и заключается его очарование — оно находится вне поля разумных причин и рациональных доводов. Мои знакомства в пути были столь мимолетными. Поэтому то, что мы с миссис Адамс встретились еще раз, было просто благословением.
Я добрался до номера и рухнул на кровать: вряд ли я мог быть еще счастливее. Однако мой желудок урчал. Я посмотрел на часы: они показывали 11 вечера. Я был голоден. Пора снова становиться очаровательным.
Я сполз с кровати, быстро принял душ, воспользовался небольшим количеством лосьона, чтобы пахнуть приятно, и спустился по лестнице в ресторан, который через пять минут закрывался. После того как я побывал в заложниках у наркоторговца и осознал, насколько драматической была та ситуация по сравнению со всеми остальными моментами, которые раньше пугали меня, я был совершенно уверен в себе и направился прямо к официанту. Двадцать минут спустя я отспорил свое право отужинать жареным цыпленком. Я расплатился несколькими остававшимися у меня долларами. К полуночи я был в постели, с набитым животом, довольный и благодарный судьбе.
Пока я проваливался в сон, я обдумывал тот факт, что больше не ощущаю страха. Вместо того чтобы чувствовать себя травмированным произошедшим, я чувствовал себя свободным. Таким же свободным, как условно-досрочно освобожденные заключенные Криса, таким же свободным, как миссим Адамс, как Эшли, настолько свободным, насколько не чувствовал себя никогда.
Почему же раньше я не чувствовал этого? Из-за своей привычки бояться. Мое приключение с драгдилером поставило меня лицом к лицу с первобытным страхом, но страх, который сковывал меня на протяжение многих лет, похоже, обладал гораздо большей глубиной и свирепостью. Этот страх одурманивал меня, лишал способности думать ясно. Этот страх делал для меня непреодолимо трудной любую ситуацию, в которую я попадал, пока его власть надо мною не кончилась. Мой отказ следовать за настоящей мечтой был основным следствием воздействия этого страха на мою жизнь.
Я боялся перемен.
Я боялся отказа.
Я боялся провала.