Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем

Если задавать вопрос было несколько некомфортно, то выслушивание ответов стало сущим мучением. Люди в толпе, заполняющей автовокзал, смотрели на меня так, будто у меня последняя стадия проказы, или же я обкурился крэка, или и то и другое. Игнорирование переносилось с трудом, однако когда со мной заговорили, стало еще хуже. Если кто-нибудь и снисходил до обращения ко мне, делал он это в одной из трех форм: корректного равнодушия («Не интересно» или неразборчивого бормотания типа «Простите…»), выстраивания вербальной стены («Не нужно со мной говорить!») или выраженного раздражения («Убирайтесь с глаз моих. Немедленно!»). Я буквально сжимался, услышав некоторые высказывания, извинялся в ответ на другие, а от нескольких чуть не расплакался. Проведя час в поисках того, кто согласится просто поговорить со мной, я начал подумывать, что совершил огромную ошибку. Если я буду встречать тот же прием и в остальных частях страны, я попал.

Я уселся прямо посередине грязного пола («грязный» на самом деле даже приблизительно не описывает его состояния, я все еще работаю над словом, точно подходящим к тем жутким антисанитарным условиям), обдумывая первые несколько часов своего путешествия, и здесь впервые посетило меня чувство, которое часто сопровождало меня в течение первых несколько дней, — чувство полного одиночества.

Что ж, это было знакомо. Одиночество было постоянным спутником в моей жизни. С чего я решил, что в Америке все будет по-другому? Каждая пара обуви, проносящаяся мимо меня, напоминала мне о том, как долго вел я подобную жизнь, как далеко был вынужден от нее уехать и насколько теперь мало того, на что я могу рассчитывать. Зачем я это делаю? Ради чего? Неужели я действительно думал, что все будет слишком просто? Грубая реальность, в которой мне было отказано в какой угодно поддержке со стороны таких же, как я, человеческих существ, отвесила мне звонкую и отрезвляющую пощечину.

Однако не было ли это тем, чего я хотел? Открыть для себя что-то? Попасть в такие условия, которые заставят понять, кто я есть на самом деле и почему я такой? Путешествие к центру человеческой сущности — это не отпуск в комфортных условиях.

И постепенно мне стало понятно: безразличие, встреченное мною в Порт Арторити, было даром судьбы. Оно послужило мне ярким напоминанием того, насколько отстраненным ощущал я себя в своей повседневной жизни. Единственная разница между чувствами, возникающими в ответ на игнорирование меня недружелюбными нью-йоркцами, и собственной оторванностью от мира состояла в том, что с каждым отведенным взглядом, с каждым отказом я начинал отчетливее видеть собственную уязвимость. Я больше не мог игнорировать силу разобщенности между мною и другими людьми. Дома я мог найти способы забыть о ней: играя в компьютерные игры, с головой окунувшись в Интернет, бесцельно бродя по торговым центрам. Но здесь для того, чтобы выжить, мне приходилось полностью полагаться на общение с людьми.

И тут я понял: мой маленький тактический план действительно может сработать. Да, правда, я не могу свободно входить в контакт с другими, пока не могу, — но я хочу этого. Я вынужден это делать. И это место столь же хорошо для начала, как и любое другое.

Мгновение спустя я увидел их. Нет, сначала я их услышал.

«Эй, лысый!» — крикнул мне парень.

Оглядываясь назад, я думаю, что в тот момент мне следовало бы испугаться. Однако я все еще находился во власти недавнего озарения, во мне бурлил эндорфин. Крутанувшись на голос, я увидел моих ангелов милосердия — темнокожую пару, выглядевшую так, будто они приготовились к уличной драке или же только что ее закончили — что, как выяснилось вскоре, было не слишком далеко от правды. В любой другой ситуации я, скорее всего, застыл бы на месте, затем отступил бы на несколько шагов и выбежал прочь из здания автовокзала. Однако они были первой формой человеческой жизни в Нью-Йорке, проявившей ко мне хотя бы малейший интерес, и я чувствовал, что не могу упускать такой шанс. Если тот парень и имеет несколько враждебный вид, кого это волнует? У него были холодные, как лед, глаза, однако чувствовалось в них некоторая… игривость, некоторое веселое оживление при виде меня. На нем была кепка Нью-Йорк Янкиз, и он источал столько же уверенности в себя, сколько я — пота.

— Что это ты делаешь, лысый?

— Я, я полагаю, — начал я заикаясь, — что вы не сможете купить мне, хм, билет до Ньюарка… (я умерил свои запросы и решил попытаться преодолеть 11 миль до Ньюарка вместо 460 — до Шарлотсвилля).

— Эй, чувак, — прервал меня коренастый незнакомец, — зачем?

— Зачем?

— Зачем бы мне помогать тебе? Зачем бы хоть кому-то помогать тебе? Что ты дашь взамен? Это Нью-Йорк, мужик.

— Да, но я пытался петь и танцевать…»

— Ха. Не, мужик. Я говорю, у тебя должна быть история.

На секунду я задумался, а затем протянул ему руку:

— Я — Леон. Я сделаю все, что ты захочешь. Если ты купишь мне билет до Ньюарка, ты станешь мне как брат.