Метнув последний взгляд туда, где переплетались заиндевелые стволы и торчали обломанные верхушки сосен, и побрела к опушке. Голова была полна мыслей, и от невозможности выговориться меня буквально разрывало на части. Так я и прошла бы дальше, если бы внимание не привлекли цепочки человеческих следов – крупных, как если бы здесь топталось несколько взрослых мужчин.
Охотники? – мелькнула догадка, и почти сразу, повернувшись, я заметила в отдалении рослые фигуры с ружьями наперевес. Они шагали в сторону города.
Холод прошиб меня с головы до ног, растекаясь под кожей ледяной водой.
Они ведь не могли ничего сделать с моим Волчком?
Я стояла, и ноги мои будто вросли в землю, как корни дерева – не сдвинуться. Сама не знаю, сколько прошло времени, прежде, чем клешни страха начали отпускать, и я шумно выдохнула. Снова осмотрела все следы – они бродила по опушке, не заходя далеко. Наверное, сомневались, раздумывали, трусили заходить в самое сердце проклятого леса, в котором живет огромное чудовище. Наверняка волка кто-то видел! Да и Торн Глоуд не смог бы отказаться от такой занимательной охоты.
При мыслях об этом человеке пальцы сами сжались в кулаки, но я велела себе успокоиться. Мой друг недаром не вышел сегодня – он знал, что ему грозит опасность, поэтому затаился. И мне тоже стоит быть аккуратней – не ровен час, пойдут совсем ненужные мне расспросы.
Я крепче вцепилась в ручку корзинки и попыталась дышать ровно и спокойно. Шагая обратно в город, я убедила себя в том, что все нормально.
Почти.
Потому что в душе успело поселиться нехорошее, тревожное чувство.
***
В нашем городке рынок был тем местом, где можно было купить не только самую свежую пищу на стол, но и узнать самые свежие сплетни. В тот день я, пробиваясь через торговый ряд, на минутку остановилась отдышаться, как вдруг услышала то, от чего сердце ухнуло вниз с огромной высоты и разлетелось на осколки. Я застыла, как вкопанная, не в силах не только пошевелиться, но и сделать вдох.
Женщины у сырной лавки переговаривались так громко, что их невозможно было не услышать. Они причитали, ахали и охали, то всплескивая руками, то прижимая их ко рту, и были похожи на стаю говорливых сорок.
– Милочки, вы слышали, огромный волк бродит по окрестностям?
– Ой, да внука нашего управляющего едва не задрал, скотина серая! Робби, говорят, после ночи Самайна вернулся домой с шалыми глазами, нес что-то бессвязное, потом долго валялся в лихорадке. С тех пор вот умом тронулся…
– Да этот малый пьяница, каких поискать! – махнула рукой дородная тетушка, что торговала колбасой. – Глаза залил, вот и померещилось.
– Нет-нет, он уже не первый. Охотники видели на опушке и в ивняке волчьи следы. Огромные такие! – ее собеседница развела руками, будто желая показать ступню великана. – Капканы на него будут ставить, да ловушки всякие.
Капканы на моего Волчка? Осознание страшной опасности обрушилось и придавило своей тяжестью. Наверное, у меня с лица сошла вся краска – я пошатнулась, но устояла на ногах. А женщины, тем временем, продолжали:
– Скорее бы поймали эту тварь и шкуру спустили… Эй, а ты что тут стоишь? – женщина уставилась на меня, и взгляд ее сделался хмурым и неприветливым. – Интересное что услышала? И про тебя говорят всякое…
– И что же про меня говорят? – ее нелюбезный настрой передался мне и придал безрассудной отваги – я сделала шаг вперед. Пальцы начали дрожать, поэтому я как можно крепче вцепилась в ручку корзины.
– Видели, что ты в проклятый лес шастаешь, волчьей подружкой называют. Да и Робби в лихорадке бредил, что видел тебя в ночь Самайна верхом на огромном волке…
– Голую и с глазами, горящими, как уголья! – подхватила ее товарка, ткнув в мою сторону пальцем.
Люди начали останавливаться, заслышав интересный разговор. Кому-то он казался забавным – я услышала сдавленное хихиканье за спиной. По мне скользили десятки любопытных взглядов, осматривая, ощупывая, оценивая. Я никогда не любила быть в центре внимания, и ужасно захотелось скрыться от этих глаз, да хоть сквозь землю провалиться!
– Какая глупость… – я развернулась, чтобы уйти – горожане расступились, пропуская меня.
Было обидно и стыдно, а горло перехватило от страха и желания позорно разрыдаться. Женщины еще что-то говорили, бросали нелестные замечания мне в след, но я могла думать лишь о том, что Робби проговорился, и на моего волка хотят поставить ловушки.
Что же теперь делать, кто мне подскажет?
***
С каждым днем мне становилось все хуже. Человеческое, что еще оставалось во мне, отмирало все быстрей и быстрей, и я порой не понимал, почему до сих продолжаю бороться? Почему не могу позволить зверю полностью захватить мой разум, проникнуть в каждый его уголок? Я останавливался посреди леса и мучительно думал, вспоминал, как я здесь оказался, куда спешил, увязая глубоко в снегу. А потом осознание пробирало морозом до самых костей, до кончика заиндевевшего хвоста, и я выл, вскинув морду к небу.