Увы, с годами черты матери утратили четкость. Но, разумеется, он помнил, что у нее были темные волосы, смеющиеся зеленые глаза и ослепительная улыбка. Однако лучше всего он помнил ее любовь к жизни. Однажды она разбудила их с Дэвидом в полночь, чтобы пойти в сад и поиграть в снежки с первым снегом. А Гилмор вышел и загнал всех в дом…
Нейтан редко видел ее, потому что большую часть времени она проводила на всевозможных светских раутах или с многочисленными друзьями в их поместьях. Но он все равно обожал мать. И он всегда злился, когда слышал, как Гилмор поносил ее. Особую боль причиняло ему то, что десять лет назад граф обвинил свою жену в неверности, запятнав навеки воспоминания Нейта о матери.
Нейт вернул носовой платок в коробку, потом достал оттуда записку своего брата и развернул ее. «Мне очень жаль, что папа высек тебя. Это я украл для тебя печенье. Постараюсь убедить его в другой раз быть справедливее к тебе. Дэвид».
Нейт пробежал пальцем по аккуратным черным строчкам. Он никогда не чувствовал себя равным брату. Дэвид всегда был благородным и вел себя достойно, в то время как он, Нейт, был возмутителем спокойствия и зачастую отправлялся спать без ужина за малейшую провинность. Когда Дэвид пытался ему помочь, Нейта обвиняли в том, что он сбивает брата с пути истинного. Увы, тогда Нейт был слишком озлобленным и непокорным, чтобы благодарить брата…
Когда он рассказал про это Мадлен, она ответила: «Ты получал порку за Дэвида. Это уже кое-что…»
Наверное, она была права. Тем не менее Нейт сожалел, что ему не представилась возможность отблагодарить брата. За десятилетие своего отсутствия он ни разу даже не написал ему. Он позволил горечи и озлоблению перейти в его взрослую жизнь. Потом, из-за письма леди Милфорд, он вернулся в Англию в надежде, что отец умер, а Дэвид стал графом.
Он надеялся увидеться с братом, но к тому времени Дэвида уже не стало. И никогда больше не будет.
В глазах защипало, и Нейт потер их, приказав себе не думать о прошлом. Он не мог изменить цепь событий. Но мог попытаться исправить хоть что-то. Исправить здесь и сейчас.
Сложив записку, он вернул ее в коробку и закрыл крышку. Взяв коробку, вышел из спальни. Теперь он увезет эти реликвии с собой, потому что назад уже не вернется. Было бы неплохо взять что-нибудь на память о Мадлен…
Нет. Лучше забыть свою жену. Уже от одной мысли о расставании с ней его бросало в дрожь. Нужно уехать побыстрее, пока он вновь не поддался ее обаянию. Он должен был хоть как-то восполнить потери, которые понес его план мести.
Будь он проклят, если оставит Гилмору внука благородной крови.
Мадди задержалась у двери в смежную спальню. Некоторое время назад она вернулась от герцога. В ушах у нее все еще звучали слова деда. Он намеревался сделать ее наследницей своих богатств – наравне с двумя внуками! Она не имела представления о сумме, но, судя по роскоши дома и возмущению ее кузена Альфреда, сумма действительно была впечатляющая.
Но Мадди не желала ни фартинга от герцога Хутона. Эти были бы кровавые деньги, взятка, чтобы искупить дурное обращение с ее матерью. Ничто, даже царский выкуп, не возместит ту боль, которая мучила маму, отлученную от семьи.
Пытаясь успокоиться, Мадди сделала глубокий вдох. Нельзя позволять себе нервничать. Главное сейчас – попытаться помириться с Нейтаном. Герти сказала, что он уже вернулся.
Мадди постучала в выкрашенную белой краской дверь. Поскольку ответа не последовало, она осторожно открыла ее. Все это время Нейтан сам приходил к ней в спальню, а она, как это ни странно, ни разу не заходила к нему.
Переступив порог, она оказалась в просторной гардеробной с типично мужским антуражем, выложенным на обозрение. На гладильном прессе лежали стопки сложенных галстуков, рубашек и брюк. У стены ровными рядами стояли сапоги и туфли. На туалетном столе лежала горка сюртуков и жилетов. А кувшин и тазик на умывальнике были отодвинуты в сторону – так, чтобы освободить место для чулок и нижнего белья.
Но почему всю эту одежду вынули из ящиков? Произошло нашествие мышей? Или наступило время весенней чистки?
Тут Мадди заметила открытый чемодан, большой кожаный чемодан с медной фурнитурой.
От дурного предчувствия Мадди похолодела. Боже милостивый! Неужели Нейтан уже готовился к отъезду? Не может быть. Еще середина мая, а он собирался остаться до конца июня.
Она торопливо прошла через открытую дверь в спальню и осмотрелась. Просторная комната с кроватью под балдахином и с покрывалом в голубых тонах… Мебель красного дерева… А часы на каминной полке только что пробили. Воцарившаяся затем тишина казалась гнетущей и даже зловещей.
Но где же Нейтан? А вдруг он уже уехал, велев камердинеру упаковать вещи и доставить их в порт?
Мадди вздрогнула и невольно приложила руку к еще плоскому животу. Нет, он не мог уехать так быстро. Слишком рано. И ведь он еще не знает об их ребенке…