– Вот, – говорит она, протягивая свернутый плащ. Я кладу свою руку поверх ее.
– Вы можете оставить его себе, принцесса. Я бы не хотел, чтобы вы замерзли.
– Я не могу. Этот плащ принадлежит вам. – Она убирает руки, и у меня нет другого выбора, кроме как схватить плащ или позволить ему упасть на землю. Я смотрю вниз на складки темной ткани и серебряные нити, изображающие дракона, который вечно гоняется за собственным хвостом. У меня сжимается горло. Я поднимаю глаза – и тут же ловлю ее взгляд. Она стоит всего в трех шагах от меня, обхватив себя руками и дрожа. Кажется, что своими мыслями она за много миль отсюда, вне досягаемости. И все же я должен каким-то образом добраться до нее. Мне нужно, чтобы она поняла… что?
– Принцесса, – говорю я, с усилием обретая дар речи, – я надеюсь, вы поверите мне, если скажу, что собираюсь хорошо относиться к вашей сестре.
Ее странные глаза удерживают мой взгляд. Я не могу прочесть выражение в их глубине. Но мое сердце сжимается от внезапной боли.
– Ильсевель… Она особенная, – говорит она. – Я имею в виду не только ее божественный дар. Она сама по себе единственная в своем роде. Храбрая. Верная. Более сильная, чем она себе представляет. Она заслуживает… – Ее ресницы опускаются, пряча от меня взгляд. Я наблюдаю, как ее белые зубки прикусывают пухлую розовую губу. Затем, слегка тряхнув головой, она поднимает глаза – выражение ее лица решительное. – Она заслуживает самого нежного отношения. И уважения.
– У нее будет и то и другое. Я клянусь вам.
– Она заслуживает любви.
Я молчу. Ответ просто не приходит на ум, как бы я ни старался. Мой пульс стучит в ушах, отсчитывая секунды. И я все еще молчу. А она ждет. Ждет моего ответа.
– Клянусь Оком Анейрин, я не нарушу эти обещания, – говорю я низким и рычащим голосом. – С этого дня и до самой смерти.
Она делает глубокий вдох, с ее губ слетают тонкие белые струйки пара. На мгновение я слышу мелодию, гудящую в воздухе между нами. Она простая, но в то же время необычная. Я чувствую, что в ней скрывается нечто более сложное, замысловатое. Словно она вот-вот может перерасти в нечто невероятно сильное и бесконечно прекрасное. Она взывает ко мне с такой тоской, которую мне никогда раньше не удавалось испытать. Я чувствую, будто изголодался по этой песне, почти отчаялся узнать все то, чем она могла бы стать.
Вдруг Фэрейн моргает – и мелодия прерывается. Даже воспоминание о ней мгновенно тускнеет, исчезает.
Кивнув мне в ответ, Фэрейн опускает голову и начинает идти по тропинке мимо меня.
И я чувствую, что она больше не скажет мне ни слова. Даже не попрощается. Она просто уйдет, и я никогда больше ее не увижу.
– Фэрейн.
Она останавливается. Теперь она всего в шаге от меня, ее взгляд устремлен вперед, на дверь в противоположной стороне сада. Но я не могу так просто отпускать ее. Сам не понимаю, чего я хочу добиться – вероятно, каких-то особых слов, которые бы доказали существование того, о чем ни один из нас не осмелился сказать.
Я поворачиваюсь к ней и ловлю ее руку своей. Она начинает вырываться, но прежде, чем успевает это сделать, я наклоняюсь и подношу костяшки ее пальцев к своим губам. Волна дрожи прокатывается по ее телу от прикосновения моих губ к ее коже. Она резко поворачивает голову, и я снова встречаюсь с ней взглядом. Мне хочется произнести ее имя. Хочется услышать, как она произносит мое. Не говоря ни слова, она убирает руку, вздергивает подбородок и убегает. Я не могу заставить себя последовать за ней, не могу окликнуть ее. Мне остается лишь молча смотреть ей вслед.
– Клянусь оком Анейрин, – шепчу я. – Я сдержу эти клятвы. Я сдержу их.
Она исчезает за дверью. Громкий хлопок звучит оглушающе в неподвижном холодном воздухе. Я медленно выдыхаю. Затем поднимаю свой плащ, слегка отряхиваю его и, надев вместе с капюшоном, застегиваю у горла. Пришло время оставить человеческий мир позади.
Глава 15. Фэрейн
Я не совсем понимаю, почему именно Теодру пришлось сопровождать меня обратно в монастырь Норналы. Вероятнее всего, отцу просто нужна была причина, чтобы отослать его подальше от игорных столов Белдрота и с глаз долой.
– Принеси пользу хоть раз в своей проклятой богами жизни, – прорычал он тогда.
– Я уже принес тебе пользу однажды, – ответил Теодр, тряхнув своими золотистыми волосами. – Я не понимаю, почему я должен постоянно быть всем полезным.
Тогда отец пригрозил лишить его доступа к королевской казне, если он не сделает то, что ему сказали. У Теодра не было другого выбора, кроме как подчиниться.
Вот так я и оказалась снова в тесной карете вместе со своим братом. Сомневаюсь, что мы сказали друг другу больше трех слов за всю дорогу. Сейчас, когда наш экипаж проезжает мимо места, где на нас напали фейри, я чувствую, что Теодр затаил дыхание. Он не смотрит в окно, а лишь смирно сидит, вертя свои кольца одно за другим в почти что молитвенном ритуале.