Нет, Королева была все так же молода и красива, как и прежде, черты ее не постарели ни на миг, ни на день. Вороны долго не старятся; только вот из ее хрустального взгляда исчезла невинная кротость, и глаза сделались старыми-старыми и умными. Казалось, этим взглядом Королева проникает в самую душу, ищет уязвимые места, чтобы вцепиться, и уже не выпускать. Таковой ее сделала благословение Короля, настоящее, от сердца, а не украденное и не полученное ложью, и Лукреция дрогнула, насилу скрывая свое смятение. Впервые в ее душу закралось сомнение, липкий страх обнял ее, и даже хрустальное сердце не помогло ей избежать этих неприятных прикосновений; впервые она задумалась над тем, а по себе ли она выбрала соперницу. Сможет ли она сладить с Королевой? Но девушка решительно отмела эти мысли, напомнив себе о том, сколько всего пережито, сколько унижений и страданий… И еще об одном сердце из чистейшего горного хрусталя она помнила. Оно лежало в шкатулке и ждало своего часа.
«Коршун убьет его, — одержимо думала Лукреция. — Остановит его человеческое сердце и вложит в него магическую жизнь. И тогда мы будем одинаковы! И ничто нас не остановит… Этот мир будет принадлежать нам. И смерти не будет».
— Ну, что ж ты молчишь? — все так же ядовито улыбаясь, меж тем продолжала Королева, обходя Лукрецию кругом и разглядывая ее как величайшую диковину. — Я не стану спорить, ты весьма похожа на ту Лукрецию, что носила титул Высших Воронов, да только — клянусь своей хромотой! — да только она мертва. Она должна быть мертва! Как Коршун вернул тебе жизнь, м-м-м? Или он не возвращал? Или он украл лицо у Лукреции и подарил его первой попавшейся девчонке? Так вот знай: если это так, то, боюсь, и после рождения твоего ребенка я останусь его регентшей до момента его совершеннолетия. Вряд ли вороны поклонятся простолюдинке, нацепившей чужую маску.
По рядам придворных пронесся вздох облегчения, люди несмело заулыбались, заговорили радостно, понимая, что Королева нашла лазейку, чтобы оспорить то, что, казалось, было невозможно оспорить — волю Короля.
«Мне не нужны тут Коршуновы прихлебатели и шпионы. Покуда Королева я, я буду защищать от их посягательств на свое королевство!»
— А ну, тихо там, — рявкнула Анна свирепо, и придворные смолкли все как один. Глаза Королевы стали холодными-холодными, словно каменными. От ее взгляда Лукреция почувствовала невероятную тяжесть, гнетущую ее к полу, и едва удержалась на ногах. Казалось, что в ее омертвевшей душе родилось желание неловко упасть на колени и поклониться Анне, но она выдержала магическое давление Королевы. — Я хочу как следует расслышать ее ответы на мои вопросы!
Такого поворота Лукреция не ожидала; не готовил ее к этому и Коршун. Как?! Королева осмелилась оспорить волю Короля?! Это было впервые за многие века.
— Самозванка, — нехорошо, ласково, как Смерть, шепчущая на ухо час и миг кончины, поддразнила Анна Лукрецию. — Коршун недаром стащил труп. Лицо отдал тебе, а остальное… сожрал, полагаю? У них ведь там туго с едой?
Над головами придворных вспорхнул угодливый смешок, и Лукреция в очередной раз ощутила, как Анна умело манипулирует людьми, словно дирижер музыкантами, указывая им когда играть громче, а когда и вовсе замолчать.
— Я не самозванка, — выдохнула Лукреция; она ощущала себя как муха, многократно опутанная паутиной, стиснутая невидимыми нитями магии — не зря, ох не зря Королева ходила кругом, рассматривая беременную соперницу со всех сторон! — Я из Рода Высших Воронов…
Страшный взгляд Королевы раздевал ее, заглядывал пытливо под одежду, выискивая подвох, и Лукреция почувствовала, как ее собственные руки предают ее, становятся будто чужими и карабкаются по груди, распуская пуговку за пуговкой на платье, разрывают сорочку, чтобы явить Королеве то, что видеть ей нельзя, совсем нельзя!
Разум Лукреции орал и бился в панике, но ее губы не могли вымолвить и слова; ее собственные руки раскрыли перед любопытным взором Королевы ее тайну, страшный шрам от самого сердца и ниже, по переломанным ребрам, неряшливо, но крепко сшитый хрустальными магическими нитями, и Королева, увидев то, что ей было нужно, с коротким смешком отступила, торжествуя очередную победу.
— Нежить? — уточнила Анна, покуда Лукреция поспешно и стыдливо приводила в порядок одежду. От этого страшного слова, прозвучавшего в устах Королевы ликующей песней, выкриком победы, придворные шумно ахнули и отпрянули, словно вместо беременной молодой женщины перед ними стояло рыкающее чудовище, само зло во плоти. Одна Королева осталась недвижима и невозмутима, смело стоя против Лукреции. — Нежить на королевском престоле!? Боюсь, это вовсе невозможно. Да ты даже по саду прогуляться не сможешь, — Анна пожала плечами и испуганные придворные снова разразились хохотом, поддерживая ее слово. — Бражник не любит, когда нечисть и нежить гуляет по королевскому саду.