Невеста Короля Воронов

Губы Бьянки презрительно изогнулись, на ладони ее, словно струя холодного ручейка, потекла магия, сплетаясь в призрачную косу. Девушка усмехнулась, глядя, как в глазах Коршуна промелькнул страх, и чуть хлестнула по грубому каменному полу, рассекая его в крошку. Ей стало легко, очень легко, словно она сбросила с плеч тяжкий камень, клонящий ее к земле, а в руке стало холодно, будто она держала не магический поток, а стылый лед, к которому липнут пальцы. Барбарох завопил протестующе, поняв, что все то, что он собирал с таким трудом, скатилось в ладонь Бьянке, но поделать уже ничего не мог. Магия пульсировала, оживая и питая Бьянку силой, и та чувствовала, что ее не остановит теперь даже шторм.

— Что, боишься?

Он боялся.

Даже минувшее время не смогло вытравить из его души страх перед оружием, которое нанесло ему мучительную рану.

— Даже если ты убьешь меня, — произнес он, скрывая страх, — тебе некуда будет идти. Твоя сестра явится ко двору и всем расскажет, что ты Двуглавый. И тебя изгонят или убьют свои же. Белая Ворона стае не нужна!

— Но это не повод, — дерзко ответила Бьянка, — предавать.

Свист магической косы слился с грохотом рухнувшей стены, на которую пришелся удар. Коршун увернулся; он не стал драться и не стал пытаться удержать удар — он трусливо пригнулся, закрыв голову руками, и коса пролетела над его скорчившимся телом. Бьянке стало совсем легко, еще миг — и она сможет расправить крылья. Магия еще щедрее хлынула в ее ладонь, девушка вновь раскрутила косу над головой и хлестанула наотмашь по тому месту, где стоял Коршун, разбивая вдребезги пол. От этого удара развалилась стена, посыпались камни, решетка на окне погнулась и с дребезгом вывалилась, а сам Коршун, обернувшись, заметался меж дрожащих стен, вопя и истерично колотя крыльями.

— Куда же ты? Может, еще попробуешь меня удержать?

Бьянка в третий раз размахнулась и тяжело полоснула по разваливающемуся, как карточный домик, каменному полу. Рухнула стена, ворвался холодный ветер, и Бьянка поняла, что еще немного — и замок погребет под своими обломками всех, кто не успеет сбежать. Коршуна, с криками мечущегося меж рушащихся стен; ее, выплескивающую магию; Лукрецию…

От мысли о сестре стало нестерпимо больно, так, что на глаза навернулись слезы, но Бьянка сжала зубы и продолжила хлестать налево и направо, разрубая коршуново гнездо магией.

«Пусть завалит! — думала она. — Пусть уничтожить, убьет! Лучше смерть, чем такой позор!» Крыша провалилась, и над головой у себя Бьянка увидела серое темное небо.

«Последний раз, — с тоской подумала она, обратившись и стремительно взлетев ввысь, — последний раз увидеть двор, наши земли и королевский сад… а затем пойти к Бражнику. На моих руках кровь сестры. Не смогу с этим жить, не смогу…».

Глава 24. Корона для достойного

Бьянка совершенно напрасно терзалась оттого, что убила сестру. Покуда она оплакивала ее, белой стрелой летя в сторону королевства Воронов, Лукреция, совершенно невредимая, взлетела на ветку неподалеку от разрушенного замка.

Коршун, изрядно потрепанный магической бурей, вскоре присоединился к ней. В его птичьих глазах все еще светился страх, от ненависти он встряхивал крыльями, роняя посеченные перья, стараясь придать себе сколь-нибудь уверенный вид, но выходило у него плохо. Издевательские слова Бьянки, отпущенные в его адрес, стыд глодал его душу, да и выглядел Коршун так, как Бьянка и сказала — неряшливой и грязной птицей, падальщиком без роду и без племени.

— Время пришло, — скрежещущим голосом произнес он. Впрочем, за столько много времени, проведенном бок и обок с коршунами, Лукреция научилась понимать их грубую речь. — Нельзя допустить, чтобы эта белая курица поломала все наши планы. Лети к Королеве Анне и предъяви свои права на престол; скажи — Король пал, а вместо него есть законный наследник. Никто из Воронов не посмеет оспорить права на престол у юного Короля.

— Но он еще не родился, — напомнила Лукреция. — А Король не пал.

От ее слов Коршун закричал, яростно, с ненавистью.

— Так родится! — выкрикнул он, прекратив ругаться. — И Король падет! Это уж моя забота, но никак не твоя! Сейчас он слаб и беззащитен; я нападу на него, и да поможет мне мой меч! Требуй себе королевского ухода и внимания! Веди себя так, словно уже имеешь права на престол и корону! Угораздит же связаться с тупой коровой, — грязно выругался Коршун, нарочно стараясь задеть Лукрецию, которая даже в птичьем обличье была грузной, — которая ведет себя так. Словно всего мира боится, и слово лишнего не скажет, чтобы отстоять свои права!

Но Лукреция осталась невозмутима даже после этих оскорбительных слов.

— Может, я молчу оттого, — небрежно ответила она, — что не Коршунам делить королевский трон Воронов? К тому же, ты обещал мне, что Король будет моим. Не позабудешь ли ты вставить ему хрустальное сердце в грудь, или же ты солгал? Смотри, Коршун; если ты обманешь меня, я могу и рассказать Воронам, откуда и чей этот ребенок… Вряд ли Высшие захотят иметь Королем над собою дитя какого-то безызвестного солдафона.