Невеста Короля Воронов

Этот невинный вопрос встряхнул разум Бьянки, осколки разбитого мира перестали тревожно звенеть в ее голове, и она усмехнулась не менее опасно и цинично чем сам Коршун. Агентом! Значит, война Воронами еще не проиграна. Значит, Король еще жив, не захвачен Коршунами, и план их не приведен в исполнение! Интересно, почему? Что помешало? Бьянка почувствовала себя увереннее, земля перестала уходить у нее из-под ног и страх отступил.

— Я Двуглавый, — преступным хриплым голосом ответила она, подражая голосу Барбароха. — Ужас королевства Воронов, а теперь и твоего тоже.

— А, вот оно что! — проговорил Коршун. — Слияние Сил и Умения! Глупые Вороны! Они всего боятся, даже собственной тени, и такое редкое и сильное существо тоже объявили монстром и пригрозили немедленной расправой! Нет, Коршуны не такие; наша инквизиция не хватает всех без разбору и не уничтожает то, что может принести пользу. Мы не боимся магии так, как боятся ее Вороны. Так что, ты подумала? Будешь служить мне?

— Тебе? — насмешливо и отчасти брезгливо ответила Бьянка, смерив Коршуна взглядом. — Я, Высшая из Воронов? Я, Двуглавый, истребитель твоего двора — тебе, Коршуну, служить?!

Бьянка непочтительно расхохоталась. Коршун ходил около нее кругами, но тронуть не смел. У него тряслись от жадности руки — Двуглавый вытащил очень много магии из тайного хранилища, больше, чем кто-либо еще, — Коршун очень хотел бы завладеть ее силой, но прикоснуться боялся, вспоминая судьбы тех, кто отправился усмирять разбушевавшуюся Белую из Рода Воронов вниз, в Кузницу Магии.

— Но у тебя нет иного выбора, — так же мягко и вкрадчиво продолжил свои уговоры Коршун. — Тебе некуда возвращаться.

— Еще скажи, — насмешливо протянула Бьянка, — что ты выиграл в этой войне! Что Король мой пал!

И она снова звонко расхохоталась, увидев замаячившую за спиной Коршуна фигурку женщины, обнимающей огромный живот.

Да, Бьянка нашла в себе силы смеяться, несмотря на ужас и боль, настигшие ее с появлением Лукреции.

Это была уже совсем не ее сестра. Бледная оболочка, образ — но не Лукреция. Последние капли жизни покидали ее, глаза сделались почти полностью мутны и неподвижны, движения — суетливы, а на лице застыло покорно-виноватое выражение, так несвойственное отчаянной Лукреции. Единственное, что все еще поддерживало в ней жизнь и магию Воронов, так это беременность. Кто знает, под сколькими солдатами Лукреция побывала, прежде чем ей удалось зачать, и как знать, чей это вообще ребенок — породистого Ворона-офицера или низшего Ворона-солдата, согласившегося воевать за жалование и миску еды, — да только над ее головой, паря в воздухе, поблескивала золотая королевская корона. Не ее, но того, кто в ней. Королевское благословение. Бьянка смотрела на нее с жалостью, но понимала, что ничего уже не исправить и не вернуть, и слезы лить вовсе не время.

«Нужно быть твердой и смелой! — подумала Бьянка. — Я — Высшая из Рода Воронов, и даже если весь свет рассыплется на куски, я должна оставаться ею и уйти, если потребуется, с честью! Не бояться; не бояться!»

Но легко сказать, и очень трудно следовать своим таким нужным и правильным словам, когда враг так опасен и так близко от тебя. Бьянка дрожала от страха, но всеми силами старалась сохранить достоинство.

— Король жив, — яростно выдохнула Бьянка, горящими глазами уставившись в изуродованное лицо Ворона. — Королевство живо! Ты не выиграл в этой войне, и знаешь почему? Потому что боишься Короля — даже ослабленного, даже раздавшего всю магию! Так что слишком жирно будет, если я, Высшая из рода Воронов, стану тебе прислуживать! Достаточно с тебя и услуг трусливой шлюхи, — от этого хлесткого слова Лукреция вздрогнула и втянула голову в плечи, стараясь руками спрятать, скрыть выпирающий живот. — Это твой уровень, Разбитое Рыло. Это твои слуги; но не Высшие.

От ярости у Коршуна задергались изуродованные губы, обломки зубов заскрежетали и руки затряслись, словно его голым задом усадили на раскаленную плиту.

— Грязные, неряшливые птицы без роду и племени, — продолжала Бьянка, издеваясь. Она отступала, а голос ее грохотал меж каменными стенами, усиленный эхом. — Возомнили, что могут сравниться с Воронами в мудрости и величии!

— Ах ты, вырожденческая погань! — прошипел Коршун, как только смог говорить. От ярости, казалось, у него даже язык свело судорогой. Всю любезность с него как рукой сняло и он стал тем, кем и был до того, как напялил маску обаятельного переговорщика — злобным завистником. Бьянка прекрасно знала комплексы Коршунов и нарочно ударила по самому больному, по самолюбию. — Ты думаешь, ты выйдешь отсюда? Ты думаешь, тебя кто-то отпустит с тем, что ты взяла?

По мановению его руки на окна рухнули решетки, и дверной проем за его спиной тоже с лязгом закрылся толстыми стальными прутьями. С затаенной тоской Бьянка увидела, как исчезает в тени ее сестра, точнее, то, что от нее осталось. Прощай, Лукреция. Это была наша последняя встреча. Прощай, прошлое. Прощай, беспечность и девичья мягкость. Все позади. Все должно быть забыто.