Плечо ныло и рука едва двигалась. Всё-таки не прошло бесследно ранение, пусть и в другом мире.
Наверное, дело в мече. Как там говорил Комрей? На чем-то настоянный был этот меч. На эликсире, что ли? Нет, там было что-то другое, какой-то отчаянный бред.
О, вспомнила! На луне. Меч, настоянный на тысяче лун. Что бы это значило? Тысяча ночей меч лежал под луной или как?
С трудом я сумела добраться до нашего диванчика и завалиться на него. Ритка хмуро на меня глянула, пододвинула коктейль.
Пить не хотелось, но в голове царила такая мешанина из воспоминаний, мыслей, боли и чувств, что я потянулась и залпом выпила половину.
Получается, я перенеслась обратно. Но почему? Комрей ранил плечо, не сердце. Да, когда он вытаскивал меч, он разрубил мне полруки. До локтя уж точно. Но от таких ран не умирают, если оказать своевременно медицинскую помощь.
И я не понимаю: оказали мне или нет? Или выкинули в мой мир обратно, как отработанный материал? Мол, зарастет и так. А если не зарастет, то не судьба.
Судьба.
Эррис.
Она должна была знать, когда умрет и при каких обстоятельствах. Она же — судьба. Если верить древнегреческой мифологии и опираться на нее, то у Эррис должны быть записи, в которых она и фиксирует, кто сколько проживет и когда умрет.
И тут вмешалась я, Елена Распрекрасная. Подставилась, чтобы богине судьбы не умирать.
Вот дура-то!
Мне сделалось смешно. И я сама не заметила, как разревелась.
— Девушка, пойдем танцевать? Зачем плакать? Такой вечер хороший? — услышала я голос с непередаваемым акцентом, и улыбнулась сквозь слезы: — Спасибо. Не хочу.
— Пойдем! Следующая композиция медленный. Я плачу!
— А я плАчу, — горько усмехнулась я и попрощалась с Риткой.
— Плюнь ты на него. Не стоит он твоих слез, — прошептала подруге и еще раз поздравила с днем рождения.
Вызвала такси. Пока ждала на улице, очень хотелось курить. Хотя я не курю.
В дороге мне попался очень молчаливый водитель. Подтвердив адрес, я снова окунулась в свои мысли.
Зря подставилась. Глупо. Они правильно сделали, что выкинули меня. Я не подхожу их миру, как они не подходят моему. Теперь понятно, куда исчезал Пашка, когда мы ссорились. Почему вел иногда странно, будто не от мира сего.
А ведь он и вправду — не от мира.
Скучала ли я по Пашке? Нет.
Сбросив нарядное платье, я облачилась в ночнушку. На часах был уже час ночи. В замке начался новый день. Но уже — без меня.
Достала бутылку вина и оливки. Бокал искать не стала, решила пить из горла. Сил оставалось мало, и я хотела отключиться поскорее.
Но если не выпью, то не смогу. Мысли, мысли, воспоминания… Они разъедят мое сердце, унизят и расстроят еще раз. Я буду рыдать полночи и жалеть себя.
Открыла оливки, порезав себе только указательный палец. Левая рука слушалась плохо, и я старалась ее не тревожить.
— Надо будет сходить к хирургу, чтоб посмотрел, — сказала себе вслух и уселась на диван, подтаскивая бутылку.
Первый глоток опустился на желудок приятным успокаивающим зельем. Не стоит жалеть о том, что случилось. Нужно радоваться — я выбралась из западни. Я — в выигрыше, не они!
Второй и третий глоток подтвердили эту мою мысль. А вот на пятом я поняла, что чувствую себя жутко оскорбленной. Даже богиня не удосужилась заступиться за меня, как я заступилась за нее. Это несправедливо! И подло! Совсем не по-божески! И спасибо мне не сказала! И мазь не передала. И плечо теперь у меня по ее милости болит.
Комрей — вообще, гад. Дался ему этот камень? Я бы и сама отдала, если б попросил.
А потом меня накрыла жалость.
— И Астор, Астор… Как он там, бедненький? Смог выбраться из замка или нет? Помнит меня? Или у них снова эта, спираль времени?..Петля!
Когда я выпила полбутылки, язык уже прилично заплетался. Я вышла в коридор и присела на старенький трельяж, который позаимствовала у мамы. Денег купить хорошую мебель в прихожую не было, и родители отдали, как временный вариант.
Я села на хлипкую тумбочку и вгляделась в изображение.
— Светло-волосая девочка. Сим-патичная! Двадцати ся-ями годкоф! — коверкать буквы получалось как-то само собой, — Сво-бод-на-а! Как луна! Как…
Я уткнулась лбом в зеркало и закрыла глаза. Меня мутило. Мне было плохо, и никакой алкоголь не разбавлял этой дикой щемящей тоски.
Подумалось, что я никогда не увижу Астора снова. Никогда.
И это оказалось так больно, что я едва могла вытерпеть. Словно тысячи мечей, заточенных на тысяче лун, разом вонзились в мое сердце.
[i] «Императрица» — сл. И муз. И.Николаева
Глава 37
Всё произошло слишком быстро. Впервые я впал в глубокую растерянность и не знал, как реагировать.
И отреагировал неверно. Но как поразила меня эта новость!
В самое сердце!
…Эррис убила моих родных. Не я стал причиной их гибели, не я! Она. Подозревал ли об этом? И да, и нет. Раньше не верил, что мог так напугать, думал, что Комрей соврал. Оговорил меня. Но других виновных не было, и всё сводилось ко мне.
Потом как-то привык. Винил себя и жил с этой ноющей тупой болью.
Всё это время Эррис была поблизости. Она смеялась, жила, развлекалась и, по-видимому, не слишком переживала по сделанному.
Как она мне однажды сказала: