Как ни крути, выгода была видна невооруженным глазом. Я мог запросто покинуть Дарконию и жить в черном королевстве, больше не подчиняясь единым законам. Мог изменить устои в одном конкретном месте, приведя людей к новой, лучшей жизни, но плата…
Я хотел знать плату за столь щедрое предложение.
— И какая же у этой монеты вторая сторона?
— Моя дочь, — усмехнулся Гархтар.
Взгляд его пронизывал, заковывал в цепи. Он ждал ответа сейчас. Не давал времени на размышления. Да и, если признаться, я прекрасно знал, чего именно он от меня хочет. Король и не скрывал своих планов, но если раньше Дарини в качестве супруги казалась мне одним сплошным минусом, то сейчас я выходил в твердый ноль.
— Мне нужно подумать.
— Не нужно, — отрезал Его Величество, поднимаясь. — Ты и сам знаешь, что такие предложения делаются только раз в жизни. Я хочу, чтобы она была счастлива. Твоя задача — заслужить ее любовь, помочь ей обрести место в этом мире.
— Я отказываюсь, — ответил четко, ясно, не имея больше сомнений.
Да, предложение прельщало, но не настолько, чтобы играть в любовь, изображая чувства к той, что неизменно вызывает раздражение одним своим присутствием.
— Не можешь, — отвернулся король к окну, за которым скрывалась ночь. — Или моя дочь по своей воле становится твоей супругой, или я подарю земли Черного королевства нашим ближайшим соседям. Выбор за тобой.
Когда предложение стало ультиматумом? Демоны его знают, но именно так и случилось. Гархтар бил по больному. Точно знал, что черное королевство для меня та отдушина, которая позволяла мириться с недостатками нашего существования. Стоял, смотрел на чужую спину. Не идеально ровную, прямую, как раньше, а усталую, согнувшуюся под тяжестью времени.
Уходил молча, потому что ответ от меня и не требовался, но смириться с отсутствием выбора оказалось тяжело. Мое спокойствие против тысяч жизней — разве выбор может быть другим?
Никогда бы не позволил себе эгоистично расставить приоритеты как-то по-другому, но почти неделю срывался на Дарини при каждом удобном случае.
Срывался, закапывая наши отношения все глубже, пока не увидел, как она плачет. В тот вечер я разглядел не избалованную девчонку, а запутавшуюся девушку, уставшую от той ноши, к которой она оказалась совсем не готова. Тогда я понял, что она тоже пыталась примириться все это время. Со мной, со своей судьбой, с теми проблемами, что давили на нее, точно сотни камней.
Был обескуражен, ошеломлен, потому что впервые видел ее слабой. Даже не задумывался над тем, что она может быть… такой. Беззащитной, хрупкой, доверчивой.
Плакала, прижимаясь ко мне, пряча лицо у меня на груди. Настолько привык к ее непоколебимому образу, к ее стойкости, дерзости, силе, что просто не знал, как реагировать на такие изменения. Растерялся, но успокоить смог.
В ту ночь долго боролся с собой, пытаясь переосмыслить свое к ней отношение. Понимал, что от меня не требуют невозможного. Что уж скрывать — Дарини была мне симпатична, хоть и вызывала неоднозначные чувства, но изменить привычное отношение вот так сразу был попросту не в силах.
Тогда понадобилось несколько недель, в которые я шаг за шагом подступал к ней все ближе, пересиливая себя, пытаясь понять смысл сказанных ею слов, проанализировать природу ее поступков. Она стала для меня своеобразным экспериментом, который затягивал все глубже, все интенсивнее.
Первые тревожные звоночки я проигнорировал, не посчитав правильным зацикливаться на них. Ревновал, психовал на этот счет, но казалось, что то — всего лишь отголоски прежнего неприятия. Однако я слишком быстро привык считать Дарини своей собственностью. Теперь чужие взгляды в ее сторону вызывали злость, ее слова о необходимости продолжить отбор — ярость, внимание однокурсников — горячность и гнев.
С трудом удавалось удерживать себя в рамках приличий в академии, наблюдая издалека, балансируя на грани добра и зла. Однако мог совсем не соблюдать дистанцию, когда мы возвращались на выходные в замок. Беззастенчиво пользовался минутами уединения, пытаясь узнать ее лучше, понять ее взгляды, услышать убеждения.
Не оспаривал, но один разговор заставил меня задуматься о том, что я, возможно, был неправ, заранее списывая Дарини со счетов. Она давно могла бы стать для меня хорошим союзником, но ранее я не желал этого видеть, а теперь было поздно возвращаться к прошлому.
В тот вечер мы сидели у камина. Принцесса привычно занимала место на полу, обложившись книгами прямо на ковре. Делала домашние задания, пока я сидел в кресле и просматривал отчеты о расходах черного королевства. Даже с учетом потерь мы вышли в хороший плюс, потому что год выдался урожайным.
То и дело ловил себя на том, что мой взгляд возвращается к ее фигурке. К прикушенной от усердия нижней губе, к перу, которое удерживают тонкие пальцы.
— Все хотел спросить…
— Да-да? — задумчиво протянула она, прикусывая кончик пера, отчего на губах остался едва заметный след от чернил.
— Для чего тебе нужна учеба в академии? Самоутвердиться?