Отношения мамы с отцом казались не очень хорошими. Так что для меня образцом супружества были любящие друг друга тетя Роуз и Чарли. Они постоянно называли друг друга «дарлинг» и «хани»[30]
, касались друг друга и целовались, и неважно, был ли кто-то рядом или нет. А мама с отцом, даже проводя вместе целый день, могли не сказать друг другу и слова. Хотя тетя говорит, что мама и отец очень любят друг друга. Я ясно помню, что мама сказала тете, когда вернулся отец. Когда я спросила у тети, не живет ли мама с таким отвратительным отцом из жалости, та отмахнулась, сказав, что я маленькая, поэтому ничего не понимаю, и что взрослые очень часто говорят то, чего они на самом деле не думают. Но в особенности, сказала тетя, это неправда, потому что моя мама действует многим в угоду, лукавя о своих истинных чувствах. Это мне показалось в какой-то степени правдой. Мама была из тех, кто старается не выказывать негативных эмоций.– Они прожили с ним в разлуке больше времени, чем провели вместе. Ежели сосчитать дни, что они провели вместе, можно считать их новобрачными.
На эти слова тети Роуз я сделала вид, что меня тошнит. Словно бы в доказательство мама родила мне еще двух младших братьев, Пола и Гарри. Подобно ребятам в других семьях, разница в возрасте у мальчишек была два года. То, что родители дружны между собой, было, естественно, неплохо. За исключением того, что, рожая детей в позднем возрасте, мама чуть не умерла, а у меня появились младшие, за которыми мне снова нужно было следить вместо нее.
После рождения самого младшего, Гарри, я разозлилась на нее, сказав, чтобы она перестала рожать детей, на что она мне ответила, что у нее самой, как и у меня, был старший брат и трое младших и что она была единственной девочкой. Маме хотелось родить мне сестричку, но у нее не получилось. Я была обескуражена ее словами о том, что она рожала детей ради меня.
После роспуска Батальона независимости отец больше не вступал в политические кружки и организации. Он говорил, что основанная господином Пак Ёнманом организация не только спонсировала Движение за независимость, но и учредила в Гонолулу школу, тем самым дав детям корейской диаспоры возможность получать образование. Однако после смерти Пак Ёнмана Батальон независимости пришел в упадок, и через год после нашего переезда в Коко Хед эта организация примкнула к Корейской национальной ассоциации на Гавайях.
Отец, будто старик, с перерывами работал в поле либо, сидя в зале, безучастно смотрел на море. Ему было не под силу обучать нас корейскому письму, поэтому казалось, что у него болит не только тело, но и душа. Когда я подходила к рассеянно сидящему отцу, он медленно гладил меня по голове. Таким образом мы общались друг с другом без слов.
Поступив в среднюю школу Мак-Кинли и начав жить у тети Роуз, я еще сильнее полюбила наш дом в Коко Хед, где были чистый воздух, яркое солнце, цветочные поля и море.
Я держала в руках фотографию, на которой, выйдя со сцены, я в чосонской одежде и густо накрашенная стою вместе с тетей Роуз. Посмотрев на дату, подписанную ею, я поняла, что она была сделана в моем девятом классе, после окончания представления по случаю празднования Первомартовского движения. Каждый год празднование Первого марта было самым грандиозным событием в корейском комьюнити. В этот день члены Братского клуба были очень заняты.
Мама заставила меня и Дэвида вступить в Братский клуб – собрание для второго и третьего поколений корейцев. Мы собирались раза два в месяц и учили что-то о Чосоне. Родители хотели обучить своих родившихся на Гавайях детей истории Чосона и его традициям, поэтому отправляли нас в этот клуб; мы же в большинстве своем считали такие собрания поводом для знакомств. Кстати, именно там брат встретил свою первую любовь. Группы хоть и были поделены по возрасту, но слухи быстро разлетались через братьев и сестер.
Эмили, с которой встречался брат, была старшей сестрой моей одногруппницы из средней группы, Мэри. Когда меня выбрали главной танцовщицей в танцевальном представлении, эта Мэри стала откровенно мне завидовать и болтать за моей спиной о моих недостатках. Я ненавидела Эмили уже только за то, что она сестра этой девочки. Мне было противно, что брат обращается со мной неприветливо и зло, зато радостно улыбается сестре Мэри, да и с самой Мэри ведет себя обходительно. Я угрожала ему, что, если он с ней не расстанется, то я расскажу все маме, но Дэвид делал вид, что не слышит. Естественно, я не рассказала маме – я знала, что она расстроится, если узнает, что ее «первенец» не вслушивается в лекции по истории и культуре своей страны, а крутит роман с девушкой. Но первая любовь брата закончилась, когда Эмили стала встречаться со студентом из юнсекции. «Ему стоило бросить ее тогда, когда я ему говорила!» – думала я раньше, но сейчас знаю, что в любовных делах редко получается по-твоему.